Гитлер стоически воспринимал сложившееся критическое положение. Когда в начале ранней зимы Красная армия, усиленная свежими сибирскими дивизиями, перешла в контрнаступление и вермахт понес тяжелые потери, он игнорировал все призывы своих генералов отвести войска, чтобы избежать поражения. Вместо этого он отдал 16 декабря роковой приказ, который, хотя и предотвратил в тот момент худшее, тем не менее имел долгосрочные катастрофические последствия: держаться любой ценой. Отныне малейшее отступление без разрешения командования было запрещено. Немецкие войска, прежде наводившие страх своими непредсказуемыми и стремительными ударами, теперь сами оказались не в состоянии своевременно реагировать на быстрые изменения ситуации на фронте. Правда, противники Германии до самого конца сохраняли уважение к боеспособности вермахта, во многом связанной с предоставлением большой самостоятельности командирам подразделений при осуществлении поставленной перед ними задачи – чего не было ни в одной другой армии. Однако подвижная война начального периода, изумлявшая мир своими успехами, осталась в прошлом. Весьма примечательно, что именно Гудериан, который всего лишь полутора годами ранее своими нетрадиционными действиями, выходившими за рамки приказов, обеспечил победу в Западной кампании и которого смог удержать тогда только Гитлер, не желавший опережать события, теперь пытался убедить своего Верховного главнокомандующего в необходимости отвода войск, стоявших у стен Москвы.
Гитлер же настаивал на том, что нужно оказывать «фанатичное сопротивление», невзирая на потери. Можно было бы сказать: невзирая на реальное положение на фронте. Уже в ту первую военную зиму вермахт оказался сильно потрепанным из-за упрямства фюрера, а в Москве звонили церковные колокола и православные священники ходили из дома в дом, из избы в избу, в рясах, с распятиями в руках, призывая мужчин и женщин, молодых и старых подняться на защиту святой русской земли. На экранах кинотеатров по всему Советскому Союзу шли фильмы, где солдаты Красной армии шли в атаку в ватниках и валенках, в то время как пленные немцы – без шинелей, рукавиц и едва ли не босые – исполняли зловещий танец, дабы не вмерзнуть в землю.
Агрессор оказался в безвыходной ситуации. Зачастую солдатам помогал только первитин. Вот лишь один пример из многих. В рыбацкой деревушке Усвяты, расположенной на южном берегу озера Ильмень, что между Москвой и Ленинградом, подразделение вермахта попало в окружение. Немцы постепенно сжигали дома, в которых нашли приют. Продовольствие и боеприпасы им лишь время от времени доставляли по воздуху. Для прорыва еще оставалось последнее крошечное окошко, и пятьсот обессиленных солдат, обремененных тяжелым грузом, с ручными пулеметами на плечах отправились в 14-часовой ночной марш-бросок, проваливаясь в снег глубже чем по колено. Очень скоро многие из них находились, как гласит официальный доклад, «в состоянии крайнего изнеможения […]. К полуночи метель прекратилась, на расчистившемся небе показались звезды, но люди продолжали лежать в снегу, несмотря ни на какие увещевания и уговоры, поскольку утратили остатки воли. Каждому из них было выдано по 2 таблетки первитина. Через полчаса состояние солдат начало улучшаться. Они построились в колонны и продолжили путь»
[254]. Этот эпизод свидетельствует о том, что отныне стимулятор использовался не для того, чтобы солдаты могли наступать и захватывать территории, а для того, чтобы они могли держаться и выживать в тяжелых условиях
[255]. Ситуация коренным образом изменилась.
Бывший офицер санитарной службы рассказывает
«У меня всегда было при себе некоторое количество первитина, – сообщает обучавшийся в 1940–1942 годах в Военно-медицинской академии Оттгейнц Шультештейнберг, рассказывая о своем участии в русской кампании в качестве офицера санитарной службы. – Эта штука распределялась очень просто. В соответствии с девизом: „На, возьми!“ – 94-летний Шультештейнберг, живущий ныне на Штарнбергском озере, говорит о войне, во время которой дошел до Сталинграда, так, как будто это было только вчера. Мы встретились с ним на террасе хорватского ресторана в Фельдафинге. „Сам я первитин не употреблял – только один-единственный раз, чтобы испытать его действие и понять, что именно я раздаю людям, – говорит он. – И могу с уверенностью сказать: он действовал. Он безжалостно лишал сна. Но зачастую мне не хотелось этого. Мы ведь знали, что он вызывает зависимость и имеет побочные эффекты – психоз, раздражительность, упадок сил. В России была война на истощение, позиционная война. В первитине больше не было нужды. Если выдавалась бессонная ночь, отоспаться можно было на следующий день. Боевые действия без перерывов на сон больше не приносили тактических успехов“
[256]».
