Это был большой, нескладный старинный галион, медлительный и неповоротливый реликт давно минувших дней, возвращенный на службу только из–за недостатка в судах. Его хозяин надеялся, что если плыть вдоль берега, то можно избежать столкновения с пиратами, но именно эта стратегия его и подвела. Он не стал таким богатым уловом, как «Белла Кристина», однако на нем было чем поживиться. После окончательного раздела каждый матрос получил большую долю золотых и серебряных слитков, чем с предыдущего судна.
Судьба же старого галиона дала Мэри пищу для размышлений. Сначала она хотела было уничтожить его, но на нем оказалось слишком много народа, и она не могла взять их всех на свой корабль. Если же отправить их восвояси, они в ближайшем же порту расскажут о ее местонахождении. В конце концов, после того как все трофеи были перенесены с корабля на корабль, она решила дать капитану достаточно воды и продовольствия, чтобы добраться до испанского острова, задержать его на ночь, а утром приказать отплыть. Утром же она дала ему фору в два часа, а потом отправилась за ним в погоню. Рид предупредила, что если она догонит его, то галион будет потоплен со всеми, кто находится на борту. Это была серьезная угроза, и пиратка устроила настоящие гонки. Она, правда, не особо старалась догнать эту развалюху. Гонки закончились перед наступлением темноты тем, что она дала несколько залпов вдогонку. А затем, уже ночью, Мэри Рид развернула «Черного дрозда» и отправилась в подходящую гавань.
Когда матросы высадились у Пуэрто–Принсипе, так они называли местечко, находящееся ближе всего к городу с таким названием, Мэри поняла, что она со15—263
всем не хочет сходить на берег. Она не могла покинуть корабль. Дело было не в том, что она боялась бунта, просто она чувствовала себя счастливой на корабле, и мысль о том, чтобы сойти с него, повергала ее в уныние. В своей каюте, рядом с мужем, имея достаточно вина и рома в запасе, она получит не меньше удовольствия, чем любой член команды на берегу. Мэри Рид была экономной и предпочитала сохранять награбленное до того времени, когда ни она, ни кто другой уже не будет скитаться по морям.
Хотя она и была счастлива снова встретить Джонса, в семейной жизни Мэри имелись свои подводные камни. С одной стороны, ее раздражало то, что познания Джонса в навигации значительно превосходили ее собственные. Он мог провести корабль куда угодно, настоящий мастер навигации, в то время как она могла лишь поддерживать курс корабля в соответствии с указаниями компаса. С другой стороны, когда дело доходило до благоприятного маневрирования, она могла намного быстрее привести корабль в нужную позицию, чем ее более медлительный спутник.
А то, что девушка не имела ни малейшего понятия о реальных возможностях корабля, делало ее более смелой и удачливой. Джонс заявлял, что она не может сделать того или другого, она же с криком возражала, что может, и делала. Джонс был предусмотрительным, она — импульсивной. Джонс следовал законам, она даже не подозревала об их существовании. Джонс был вторым и в этом качестве прекрасно вписывался в общую схему, она же была настоящим лидером и знала об этом.
Джонс тоже бесился от такой ситуации.
— Что ты за мужик, если служишь на корабле у своей девки? Что ты на это скажешь?
Эти насмешки приводили ее мужа в бешенство, и, как все мужья во все времена, он срывал свою злость на жене. Мэри воспринимала эта более или менее спокойно. Джонс был ей нужен не только в качестве супруга, но и как специалист, и она мирилась с его
нравом. Она признавалась себе, что все, что касалось «Белла Кристины», было просто удачей — сначала само взятие корабля, а потом и оказавшийся в трюме личный навигатор. Если бы не такая удача, где бы она сейчас была? Кого бы она еще захватила? Если бы Энн Бонни не была уверена, что боцман действительно муж Мэри, она бы обязательно предала ее тем или иным способом. Пусть боцман жалуется, сейчас он — ее счастливый билет. Опять же, именно по его настоянию они не отпускали команду, пока не взяли курс на Пуэрто–Принсипе, где они и встретились со старым галионом. А он стоил для нее и ее мужа не менее ста тысяч песо в золоте. Если бы не Джонс, она бы, конечно, упустила этот шанс. Да, думала она, боцман очень ценный человек, так что черт с ними, с его причудами.
У матросов было достаточно рома на целую неделю разгула, и Мэри знала, что во время этого пьянствования ей следует сойти один раз на берег, чтобы присоединиться к ним и выпить за тех, кто показал себя во время взятия галиона, за будущие успехи, за себя и за корабль, за то и за это, пока она не напьется, как самый последний из матросов. Она ушла, стараясь держаться ровно, и вернулась на корабль, чтобы провести ежедневную проверку до наступления ночи. Она думала, что нехорошо оставлять на борту так мало матросов. Любая банда мародеров может захватить всех людей и все, что есть на корабле. Пока «Черный дрозд» стоял на якоре, Мэри обычно проводила ночи стоя на вахте у себя на юте, внимательно прислушиваясь к каждому шепоту и шуму.
Капитан Мэри Рид была счастлива, когда первый матрос вернулся на борт. Его тошнило и рвало, и все, на что он годился, так это чтобы его бросили на тюфяк и дали пару дней отоспаться, пока он снова сможет приступить к своим обязанностям. Когда же половина матросов вернулись самостоятельно, она дала сигнал остальным, выстрелив один раз из пушки в знак того, что собирается отплывать.
Единственным развлечением Мэри Рид были кости и карты. Но, как бы ни любила она азартные игры, она не позволяла им мешать ее главным интересам — кораблю и его предназначению. Она поддерживала такую дисциплину, которая, если бы не ее агрессивное и несомненное лидерство, привела бы к мятежу. Беспечные, бессердечные и безжалостные пираты любили, чтобы пленные выполняли за них всю работу, в то время как они подгоняли бы несчастных своими саблями. Только капитан знал, сколько провизии может взять на борт корабль, и считал каждый лишний рот. Мэри отказалась брать пленных, кроме тех случаев, когда это было необходимо, чтобы уничтожить захваченный корабль, и только для того, чтобы высадить их на ближайшем берегу. И если члены команды временно использовали пленных на тяжелых работах, это было их личное дело, а те, кому не нравилось такое обращение, всегда могли прыгнуть за борт. Она также не позволяла напиваться на борту, она сократила обычную порцию рома до маленькой кружки на ночь. Правило устава, касающееся драк, было расширено, оно включало в себя все споры, которые могли привести к поножовщине. Мэри приказала, чтобы все споры решались в кулачном бою. Если же спорщики были слишком разгорячены, чтобы удовлетвориться простой дракой, их запирали по каютам, пока не находили удобную отмель, на которой можно выяснить отношения с помощью сабель.
Но пиратка вовсе не собиралась терять людей в драках. Когда она сама была простым матросом, ее заставили рыть могилу побежденному в такой драке, не представлявшей для нее интереса и в которой она не участвовала. Теперь она не видела смысла в продолжении этой традиции. Когда двое из ее матросов начинали вопить, что непременно убьют друг друга, то она приказывала им сойти на берег и разобраться там. Она не спрашивала о чем был спор, это ее не волновало. Ее волновало то, что оба матроса были ценными членами команды, и потеря любого из них была бы невосполнима. Назначив себя и одного из дозорных судьями, она сходила на берег вместе со спорщиками. В лодку они брали две лопаты с длинными ручками.
