Сомнения и холодный ночной ветер заставили ее поглубже завернуться в плащ. Матрос все еще стоял перед дверью таверны, бормоча проклятья этому дому и его владельцам и клянясь отомстить. Девушка поняла, что ей нельзя уходить, не разузнав, что он собирается делать или, хотя бы, куда собирается идти. Очевидно, он, как и она, никак не мог на что–нибудь решится.
В последний раз обругав таверну, он повернулся и направился к Хай–стрит. Как только его шаги замерли вдали, воровка двинулась в противоположном направлении, но через несколько шагов остановилась, чтобы вволю насмеяться. Какая шлюха на Хай–стрит пустит к себе матроса без копейки в кармане, и какими словами она будет его поносить, когда узнает, что ее дружка уже обобрали и сделала это баба?
Она пошла к пристани; может быть, там какой–ни–будь моряк подскажет ей, где обосноваться. На реке Северн стояли корабли, одинокие огни слабо мерцали в тумане. Со времен доброй королевы Анны старина Бристоль превратился в большой порт. Бристольские корабли и бристольские матросы были желанными гостями в любом порту, и матрос, у которого водились деньжата, мог легко найти себе корабль и выбрать подходящего капитана.
Добравшись до причала, она в нерешительности остановилась, прикидывая свои шансы. Издалека до нее доносился голос матроса, который вернулся и вновь выкрикивал угрозы перед дверью «Истинного друга моряка». Доносились до нее и визгливые вопли Матильды Рид, которая угрожала позвать стражника, если он не перестанет тревожить честных людей. Она подумала, что матрос повидался со своей подружкой, и его настроение вовсе не улучшилось от ее приема; скоро он вернется на причал. Когда его шаги зазвучали совсем близко, юная воровка огляделась в поисках убежища. В нескольких шагах от нее валялась перевернутая вверх дном шлюпка с какого–то корабля. Девушка подняла ее, проскользнула под нее и опустила обратно. Там она была в безопасности и могла видеть, что происходит на улице. Какой–то матрос, по тяжелым шагам она решила, что это тот самый, спустился к причалу, все еще что–то бормоча себе под нос, ругаясь и свирепо топая ногами. Сердце у нее замерло, когда он остановился и пнул ногой утлую лодчонку. Потом он затих и уселся на лодку.
Так он просидел почти пятнадцать минут, время от времени ругаясь и грозя. Девушка под лодкой постепенно успокоилась, когда поняла, что жертва и не подозревает об ее близости. Ночь была холодной, но она привыкла к невзгодам уличной жизни и могла спокойно провести так куда большее время. Вскоре она услышала звук других шагов, которые приближались к причалу. Незнакомец направился прямо к лодке, под которой она пряталась.
— А, капитан Скиннер, — произнес матрос, поднимаясь на ноги. — У меня несчастье стряслось, капитан.
— Как так, Йорген? Несчастье, а?
— Да, капитан. В «Истинном друге моряка», таверне там наверху. Воришка подсыпал мне зелья и стянул кошелек.
— Не повезло тебе, Йорген, я тебе сочувствую. Так ты вступишь в команду «Кадогана» или нет?
— С удовольствием, капитан, но все мои деньги были в этом кошельке, а его больше нет!
— Тогда, друг, ты мне не подходишь! Ты хороший матрос, и мне трудно будет найти тебе замену. Плохо, что это случилось так поздно.
— Но, капитан, разрешите мне выйти в море на «Кадогане», и я втрое заплачу вам, когда мы вернемся. — Голос матроса звучал очень жалобно.
— Нет. Не пойдет. А если ты вообще не вернешься? Кто тогда заплатит? — Голос капитана Скиннера звучал резко и непреклонно.
— Прошу вас, капитан. — Матрос рухнул на колени, и голос его задрожал.
— Нет, и хватит об этом, — рявкнул капитан. — Вот тебе шиллинг, и убирайся, пока я не позвал стражу. Вон!
Матрос поднялся, взял шиллинг и исчез; на сегодня ему вполне хватило одной встречи со стражником. Когда он ушел, капитан уселся на лодку и позвал боцмана, который должен был находиться где–нибудь неподалеку.
— Вот и еще один матрос отпадает; плохо, если так пойдет дальше, — сказал он уныло, обращаясь, очевидно, к самому себе.
— Эй, боцман, — крикнул он и чуть не свалился в Северн, когда в ответ раздался голос откуда–то снизу.
— Я здесь, капитан, — лодка приподнялась, и оттуда выскользнул мальчик. — Ваш человек напился и велел мне подождать вас, капитан.
— Еще один? Отвези меня на шняву «Кадоган», и побыстрее. Если он не вернется к отплытию, то мы уплывем без него.
— Да, капитан, я ему так и сказал. А он ответил, чтобы я был вместо него. Он тратил свои деньги, а мои всегда при мне.
Наступило молчание.
— Зажги свет, — приказал капитан, — чтобы я видел, с кем говорю.
— Нет, капитан, у меня нет света.
— Ну тогда спускай лодку на воду, и пора двигаться на «Кадоган».
Они вместе толкнули лодку и спрыгнули с причала. Мальчик взялся за весла и принялся грести изо всех сил. Лодка продвигалась вперед, а капитан с кормы кричал, куда плыть. Когда лодка легла на нужный курс, капитан спросил:
— Как тебя зовут, мальчик? Как тебя зовут и откуда ты?
— Баттонс, ваша светлость. Баттонс Рид, сын светлой памяти Симона Рида.
— Да, я хорошо помню Симона, добрый, честный малый. А ты его сын, а? Ты хорошо гребешь. Но я должен посмотреть на тебя при свете.
Еще десять минут мальчик работал веслами, подчиняясь командам капитана. Лодка подошла к борту «Кадогана», и Скиннер велел мальчику поторапливаться.
Потом на палубе при свете сигнального фонаря Скиннер оглядел своего нового матроса.
— Дай–ка мне пощупать твои мускулы. Мне нужны крепкие парни.
Девушка протянула капитану руку и, чтобы укрепить его в принятом решении, вытащила кошелек и потрясла им, чтобы монеты зазвенели.
— Да, крепкий парень и славный матрос, так мне кажется. Если ты действительно сын Симона Рида, считай, что ты принят.
— Спасибо, капитан, — и она отдала ему кошелек. — Это вам.
— А где твои пожитки, Баттонс? — спросил капитан Скиннер.
— На мне, капитан. Если мы пойдем к югу от побережья Гвинеи, то мне больше ничего и не надо.
— Не только туда, мы можем заглянуть в Тасманию до возвращения в Бристоль.
Баттонс этого не подозревала, но капитан сказал это не для нее, а для матроса, который проскользнул в тень капитанского мостика.
— Тогда я там и куплю себе все необходимое.
— Эй ты, Хоуэлл Дэвис, — крикнул капитан. — Иди вниз и не шуми.
Человек в тени исчез.
— Дважды подумай, парень. Может, тем, кто остался на берегу, повезло больше. Наше плавание может закончиться веревочной петлей.
— Плевать я хотел на виселицу, капитан.
— Ладно, если ты сын Симона Рида, то так оно и должно быть. Иди вниз и не шуми.
III
Баттонс спустилась на бак, и там ее приветствовал чей–то голос:
