Воровской базар.
Ни один честный купец не заплывал в этот порт; обычно купцы давали капитану указания любой ценой держаться подальше от Багам, обходить их далеко стороной и торговать только на континенте. Но даже если капитан и выполнял эти указания, это не всегда означало, что его груз не окажется в лавках на Бэй–стрит. Пираты шныряли вокруг, и многие капитаны, которые вынуждены были расстаться со своим грузом, а потом шли в Нью–Провиденс за водой, видели, как часть их товаров уже выставлена на продажу на Бэй–стрит.
Пираты обычно отличались непомерным тщеславием. Они любили яркую одежду не меньше, чем ром и женщин. Когда пират прибывал в Нью–Провиденс в лохмотьях, которые уже не в состоянии были выдержать стирку, он первым делом отправлялся в лавку и подбирал себе новый костюм. Качество одежды определялось состоянием его кошелька и его легкомыслием; так как продавцами в основном были испанские и португальские евреи, то лишь немногим удавалось получить за свои деньги мало–мальски пристойный товар. Уверенный в том, что теперь он самый неотразимый парень на Багамах, пират шлялся из кабака в бордель, требуя комплиментов своей внешности, и обычно кончал тем, что напивался в доску. Иногда самые разумные припрятывали часть своих денег, оставляя только то, что потребуется для ночных развлечений, а уже потом предавались всем удовольствиям плоти, но даже в этом случае шлюхи крали у них те несколько монет, которые еще завалялись в карманах, и ту одежду, которую могли стащить с бесчувственных тел.
Ни о какой администрации на Багамах не было и речи. Острова находились во владении лордов собственников Каролины, и Ныо–Провиденс был вынужден мириться с существованием официального лица, чиновника с очень маленькой зарплатой, который обычно ухитрялся сказочно разбогатеть за несколько месяцев пребывания на Багамах, а потом возвращался в Англию. Таких номинальных чиновников здесь сменилось уже несколько человек, и они даже и не пытались настаивать на выполнении королевских законов. В этом обществе были более влиятельные люди, которые могли мгновенно сместить их, которые требовали свою часть со всех поступлений в казну и получали ее. Это были пираты и торговцы. Вчера ночью шлюха стянула у своего покровителя какие–то вещи? Она должна поделиться с кем–то еще. И одним из таких людей был капитан Кристофер Винтер.
Этому достойному пирату в Малгуане не дали наложить лапу на собственность его товарищей, и там же ему сообщили неверную информацию, что Вудс Роджерс уже прибыл. Он рассчитывал, что, как одному из самых влиятельных людей в Нью–Провиденс, ему удастся прибрать к рукам нового губернатора так же, как он уже прибрал к рукам выборных чиновников. И теперь он оглядывал город в подзорную трубу и видел, что все веселились, повсюду развевались флаги, единственная улица была забита народом; в гавани теснились корабли всех размеров и видов, там же стояло, по меньшей мере, десять военных кораблей. Прежде чем передать своих людей и себя в руки нового губернатора, Винтер собирался перемолвиться с ним парой слов и убедиться, что к его персоне отнесутся с должным уважением; приказав своим людям оставаться на борту, пока он не вернется, он сошел на берег и там узнал, что Вудс Роджерс задерживается уже на неделю.
Очевидно, «Взлетающий орел» пришел раньше времени. У бывшего пиратского адмирала оставался один выход: снова выйти в море, перехватить там приближающееся судно и обсудить все проблемы вместе с губернатором на борту королевского корабля; тогда он будет знать, как себя вести дальше. Он обсудил сложившееся положение с другими влиятельными людьми в поселении; все до одного были согласны с тем, что это единственный способ выяснить, каким окажется их социальный статус при новом режиме, поэтому было решено, что они отправятся вместе с Винтером. Были поспешно собраны вещи и отданы последние приказания, пока Винтер и его приятели попивали ром в «Ядре и цепи», таверне, которую часто посещали пиратские капитаны.
— Черт побери, как они там расшумелись! — рявкнул Винтер. — Давайте поднимемся на борт и там подождем наши вещи. Что скажете?
Пять человек важно поднялись со своих мест, и Джим Файф кинул на стол монетку в уплату счета.
— Дорогу! Дорогу капитанам! — крикнул капитан Бен Хорниголд, когда они вышли на улицу; с тех пор как он захватил французское торговое судно, добыл триста тысяч гиней и основательно надул членов своего экипажа, он стал на островах большой шишкой. — Дорогу хозяевам!
— Сам дай дорогу! — огрызнулся голос, который показался капитану Винтеру знакомым и принадлежал матросу из его команды. — У нас больше нет хозяев.
— Что ты делаешь на берегу? — заорал он. — Я приказал не покидать корабль.
— Да, капитан. Но мы приплыли за королевским помилованием, а на ваши слова нам наплевать. Вон ваш корабль, и там ни одного человека не осталось, мы же не идиоты. Кроме того, капитан, мы забрали с собой то, что принадлежит нам, а вам оставили корабль.
— Будь я проклят, но ты мне за это ответишь!
— Все может быть, но текст королевского помилования уже известен, и нам будут прощены все наши похождения, совершенные до того, как мы подпишем обязательство больше не вести разбойную жизнь. И мы уже готовы подписать обязательство, капитан Винтер. А вы? За ваш палаш я выручил три гинеи, за тот, которым вы так гордились!
Винтер побагровел от ярости. Он так разозлился, что просто слова не мог вымолвить; Хорниголд, который уже собрался выхватить саблю и зарубить того, кто осмелился спорить с его другом, внезапно изменил свое мнение и увел капитана обратно в таверну.
По мере того как на рейд заходили все новые и новые суда, с которых на берег высаживались толпы заросших и ободранных пиратов, в городе становилось все более шумно. С кораблей тащили флаги и вымпелы всех наций и развешивали их на первых попавшихся столбах и шестах, на всем, где мог висеть флаг. Внимательный наблюдатель, рассматривая флаги и определяя, какую нацию они представляют, заметил бы, что один флаг отсутствует. И это наводило на некоторые размышления даже самых отъявленных тупиц.
Потому что не хватало лишь одного флага — Черного Питера.
Потому что на каждом из этих кораблей, от сторожевого суденышка до бригантины, а в порту их стояло уже более пятидесяти, на каждом из них был хотя бы один черный флаг. Итак, пятьдесят флагов, свидетельствующих о принадлежности к Братству, были надежно припрятаны до лучших времен.
Если бы тот же наблюдатель задумался над тем, что сталось с этими флагами, то он мог бы предположить, что некоторые пираты решили оставить их себе на память, как сувениры. По крайней мере, это было вполне вероятно.
Никогда еще торговцам Нью–Провиденс, как мужчинам, так и женщинам, не везло так, как сейчас. Пираты торопились избавиться от награбленной добычи до того, как сюда прибудет законная власть в лице нового губернатора. Многие лавки закрывались в полдень, потому что в них кончались товары, и вновь открывались на следующее утро, когда поступала добыча со следующего вставшего на рейд судна. К причалу приставали шлюпки с бочонками рома, который продавали перекупщику по рыночной цене, а тот немного позже сбывал их владельцу винной лавки, который, в свою очередь, очень выгодно продавал спиртное тому самому пирату, что первым его и украл.
