Но это всё шутки шутками, на деле тот, кто подослал ко мне сие говорящее чучело с косой, совершенно не знал казачьей психологии. Нас нельзя запросто запугать традиционным видением смерти, мы на этих старух с лысыми черепами и сельскохозяйственным орудием труда на плече иначе как с улыбкой не реагируем. Насмотрелись за все войны да походы, ещё с младых ногтей…
Нет, ну в самом деле, казака ведь с младенчества готовят к смерти, с двух лет дают играть батькиной нагайкой, с трёх лет сажают на коня, семилетние босоногие хлопцы сами степных жеребцов объезжают, а с девяти лет дед начинает рубке учить. Сначала воду тонкой струйкой пустит, и руби так, чтоб брызг не было, — это на правильность нанесения угла удара. Потом на лозе — тут уже на скорость, кто больше наваляет. Дальше к Дону, на отмели камыш сечь, тут и сила, и мощь, и точность глаза нужны, а к пятнадцати годам молодой казак и невесту под венец вести должен.
И на то ему самое время, не будет зазря по девкам шариться, а коли война, так хоть детишек в доме оставить успеет. Сам же — на коня, саблю на бедро, пику в руку, ружьё за плечи и с атаманом да друзьями-станичниками под удалую песню в дальний путь — давай бог победу!
Вернутся не все, на то войну и стервой зовут, но смерти мы всё одно не боимся, смысла и разумности в том нету. Да и саму смерть казаки видят иначе — грозная она, кровавая, некрасивая и совсем не героическая. Хоть царь-батюшка и даровал своей Атаманской сотне в качестве гимна марш Мендельсона, под который нормальные люди тока женятся (ну вроде как выразился романтически, мол, «донцы идут на смерть, как на свадьбу!»), однако мнения самих казаков не спросил, естественно, даровал гимн, и всё! Обязаны играть по государеву капризу! Только в нашем видении всё одно смерть не невеста…
Видимо, с этими антимонархическими мыслями я и придремал, потому как резко вскочил от негромкого гула белого ящика, из пасти которого вдруг выполз лист бумаги. Я протянул руку и… с недоумением прочёл:
«Любимка, у меня проблемы! Тут не конференция, тут бред контуженый — эти козлы большинством проголосовали за равноправие нетрадиционных форм жизни и традиционных на уровне эксперимента. Короче, бросай Оборотный город и беги, пока можешь!»
Это что такое? Это в каком смысле «беги»? Я, как всякий нормальный мужчина, чётко выделил для себя два наиболее важных момента: Катенька в опасности, и мне надо бежать. Первое требовало от меня подвига по спасению любимой, второе — предательства и трусости по отношению ко всем горожанам. Что делать? Дилемма… Но поскольку это слово так любимо интеллигентами, а я, слава тебе господи, казак, то и думать особо было нечего, действовать надо!
— Моня-а! Шлёма-а! — схватив чёрную грушу, заорал я, и крик моей души поднял на ноги едва ли не весь Оборотный город. И, к чести упырей, должен признать, что появились они перед Хозяйкиными воротами буквально минут через десять. А получив от меня приказ, ринулись исполнять с такой скоростью, что только пыль столбом взвилась на неметеной мостовой.
Я по-быстрому навёл порядок в хате, лишний раз перепроверил пистолеты, снова наполнил миски адских псов, снял запор с ворот, вернулся наверх, протёр дедову саблю, начистил сапоги и открыл тот волшебный шкаф, в котором исчезла Катенька. На первый взгляд ничего особенного в нём не было, только рядок кнопок с правой руки. А если точнее, то всего шесть: чёрная, белая, красная, зелёная, жёлтая и синяя. Под ними ничего не написано, ни циферки, ни буквы, гадай как хочешь. Ладно, разберёмся. Я ещё успел напоследок посмотреть в волшебную книгу, убедиться, что в принципе ничего чрезмерно беззаконного в городе не происходит.
Ну так, кого-то ели за два квартала, да у самой крепостной стены три молоденькие ведьмы боролись в луже без ничего под сладострастными взглядами вампиров с соседнего балкона. В принципе ненаказуемо, пусть тешатся, нечисть она и есть, какие у них ещё развлечения, окромя низменных… Потом был доклад от охранника из-под арки:
— Иловайский, тут к тебе пришли. Пропустить?
— Немедленно! — рявкнул я.
— И чё, даже не пальнуть ни разу? Это не по уставу…
— Я те пальну! — побледнел я, но уже через полминуты тот же виноватый голос доложил:
— Энтот старик мне ружейный ствол рогом бараньим загнул! Ты того, хорунжий, предупреждал бы хоть, а? Как теперь отчитываться буду на складе…
— Но в рыло не дал? Вот и радуйся!
— Лучше б в рыло… — тяжело вздохнул бес, отключая связь.
Это он кокетничал, если бы Прохор ещё и приложил кулаком мальца поперёк рогов, то докладывать мне было бы уже некому. А так уже через несколько минут я обнял моего старого денщика, быстро и коротко вводя его в курс дела.
— Не тарахти, балабол! Стало быть, ты за Катериной своей разлюбезной на конференцию научную утечь хочешь, чтоб её от тамошних проблем избавить. А мне, выходит, тут за тебя посидеть, покараулить недолго. Ну а ежели ты не в один миг обернёшься? Сколько тя тут ждать-то? Я ж тоже по гроб жизни нечисть сторожить не нанимался…
— Туда-сюда, да оглядеться, да Катю забрать, да назад вернуться, — прикинул я. — Думаю, часа за три управлюсь! Ну а нет… тогда и не жди. Упыри тебя назад проводят, а дядюшке уж объяснишь как-нибудь…
— Дурень ты, хлопчик. — Прохор занёс было руку для подзатыльника, да передумал. — Ладно, дуй за своей судьбой, зря под пулей не стой, на рожон не лезь, но и помни про честь! Бери свою красавицу, целуй, куда понравится. Бабы все одним мазаны, да мы ими наказаны — где беда, где награда, но жить с ними надо…
Он ещё раз осмотрел меня со всех сторон, убедился, что во всеоружии, и дал добро. Я напомнил Моне и Шлёме, честно дожидающимся у ворот, чтоб никуда не отходили, показал Прохору, как говорить в чёрную грушу и пускать пламя рычагом, а уж только после этого шагнул к шкафу. Перекрестился, закрыл дверцы изнутри и нажал на первую кнопку. Шкаф бросило вниз с такой скоростью, что у меня невольно подогнулись колени. Когда с трудом отнял палец от кнопки, шкаф встал. Я осторожно открыл двери. Лучше б я этого не делал…
— Мать честная-а!
Передо мной раскинулось широкое поле с огромнейшими папоротниками, в небе играло золотое солнце, а возвышаясь над растениями, медленно шествовали гигантские ящеры с длиннющими шеями, как в моих видениях. Они равнодушно смотрели на меня, пережёвывая траву, и вид у них был безобиднейший, как у коровы. Я чуть было не помахал им рукой, когда вдруг заметил шагах в десяти от себя высовывающуюся из кустов ужасающую драконью морду с огромными зубами! Кто это был, спрашивать и не у кого было, да и не хотелось. Я недолго думая нажал белую кнопку, и, видимо, очень вовремя — кошмарный зверь с диким рёвом ринулся в атаку, но дверцы шкафа захлопнулись как раз перед его смрадной пастью.
Меня поволокло наверх, а потом так же резко остановило. На этот раз я был умнее и пальца далеко от кнопок не убирал, но попал совсем в другое место: небольшая комнатка, набитая ящиками, коробками, банками, бутылками да корзинками, ни дать ни взять обычный продуктовый склад. Видать, отсюда Катенька и черпает себе пропитание. Был искус выйти да стянуть бублик, но передумал, сейчас были дела поважнее. Я твёрдой рукой нажал на зелёную кнопку. Красную осознанно пропустил, судя по цвету, отправит ещё в пекло или на какой-нибудь пожар.
