Слова текут сами — вместе со слезами, падают на платье Марии Евсеевны.
— Не надо, Валюша, пожалуйста, не надо. Как он сейчас?
— С ним всё в порядке. Он поступает в аспирантуру, он бегает по утрам. Он — хорошо. И поэтому я звоню вам. Я не знаю, что мне делать, и мне нужен ваш совет. Я выполнила задание. Но он просит меня выйти за него замуж. Если я уйду от него, он может сорваться снова.
— Вы любите его? — тихий голос.
— Я не знаю этого. Я люблю вас и в нём — часть вас, то, что вы любили в нём столько лет! Мне было поначалу любопытно, почему все девчонки в классе в него влюблены? Сейчас — перелом: или я должна начать с ним жить, или уйти.
— А разве вы с ним не жили до сих пор?
— Нет, конечно. Я не могла предать вас. Мне нужен ваш совет.
— Ты любишь его? — тихий голос.
Совсем по-другому звучит этот вопрос.
— Я не знаю, — повторяет Валентина. — Мне с ним хорошо. Он — весёлый.
— Весёлый?!
— Он заботится обо мне, помогал с экзаменами.
— Помогал?!
Тихое эхо. Разрыв бомбы.
Валентина замолчала. Он не был весёлый с Марией Евсеевной. Он не помогал Марии Евсеевне.
Что удивительного? Она, Валентина, не кроткая. Она, Валентина, не хочет служить. Она, Валентина, не хочет всю себя, до донышка, отдать мужчине.
— Какого совета ты ждёшь от меня? Выйти ли за него замуж или просто начать с ним жить? Как я могу дать тебе совет? Что чувствуешь ты? Хочешь ты с ним жить?
— Я не об этом спрашиваю. Я спрашиваю, любите ли вы его, жалеете ли о том, что ушли от него, хотите ли вернуться?
— Нет, Валя. Я не люблю его. Я не жалею, что ушла от нет. И ни в коем случае не хочу вернуться к нему И меня совсем не расстроит, если у него будет женщина. Даже, больше того, я хочу, чтобы он был счастлив. Мне очень надо, чтобы он был счастлив, это спасает меня, освобождает от обета и обязательств.
— Каких? Кому вы дали обет? О каких обязательствах вы говорите?
— Себе, Богу.
— Что это значит? — пытается понять Валентина.
— Когда женщина выходит замуж, она даёт обет Богу заботиться о своём муже, и она берёт на свои плечи обязательства.
— Помните, Мария Евсеевна, как вы пришли в класс после долгого отсутствия — очередной раз вас Велик выгонял? В розовом длинном платье. Ребята ещё не знали, что с вами что-то произошло, по-прежнему смеялись, болтали. А вы… засмеялись тоже. Стояли перед нами и смеялись. А когда наши дураки наконец заткнулись, вы вызвали к доске тех, кто никогда не слушал вас, вызвали сразу пять человек, а остальных — своим тихим голосом — попросили достать листочки и приготовиться писать рецензии на ответы тех пятерых. Пожалуйста, скажите честно, вы в тот день ушли от него, да? Не захотели больше служить, да? Мне очень важно понять это.
— Наверное, да, Валя. Я почувствовала себя.
— Почувствовали, что не хотите больше, чтобы вас, именно вас, не слышали больше?
— Наверное, так, Валя.
— И то, что вы разрешаете мне строить мою жизнь с вашим мужем, — не жертва, которую вы снова хотите принести?
— Во-первых, ты уже построила с ним жизнь: для тебя он поступает в аспирантуру, он с тобой — весёлый, он тебе готовит обед… Во-вторых, никакой жертвы я не приношу никому. Я наконец живу сама, так, как хочу. Я тоже поступаю в аспирантуру. И я тоже весёлая, очень весёлая. Спасибо, Валя, за звонок. Я очень благодарна тебе за Климентия, ты привела его в чувство, ты, видимо, научила его видеть кого-то, кроме него.
— Ещё один, только один вопрос: за что вы так сильно любили его, что наступили на себя, что позволили себе не жить?
— Разве можно сказать, за что мы любим или не любим? В юности был момент… он нёс меня на руках по лесу. Он был такой большой и сильный, я растворилась, растаяла в его руках. Бог — не человек. А что делают, когда чувствуют Бога? Растворяются в мироздании. Служат Богу.
— Сколько лет вам понадобилось, чтобы понять, что он не Бог?
— Очень много. Он поднял руку на Полю, и я очнулась и поняла: он искалечил Полю, искалечил меня. Моя астма совсем прошла с той минуты, как я от него уехала. Астма — лакмусовая бумажка. Моё тело знало, что Климентий меня убивает, астма пыталась объяснить мне. Я, дура, не понимала. С тобой он — другой, потому что ты не увидела в нём Бога.
— Увидела. Давно. В школе. Но благодаря вам это в школе и прошло. Я услышала вас. То, что вы говорили о зверях, о растениях, о человеке… мы все вместе, один — часть другого. Услышала, но тогда, конечно, ничего не понимала. Поняла только сейчас. То, что вы говорили, и то, что вы — высоко…
— Сколько тебе лет? — прервала её мама.
— Почти восемнадцать.
— Я бы дала тебе сто, ты мудра, как старый, долго живший человек.
— Просто я раннего развития. Я люблю вас, Мария Евсеевна, я очень люблю вас. Я не знаю, выйду я замуж за Климушку или нет, но перестану мучиться: как это я — на вашем месте — с ним…
— Ты — на своём месте. И я благословляю тебя!
Глава тринадцатая
Мама всё ещё держит трубку, когда в ней уже давно гудки.
Здесь, в коридоре, под грохот гудков, я отдаю ей аккуратным почерком написанные письма с разговорами Ангелины Сысоевны и Валентины, пересказываю «отчёты» Ангелины Сысоевны по телефону. Она слушает и читает, я сквозь заросли её утренних непричёсанных волос пытаюсь поймать всполохи сожаления. Но завеса вьющейся кудели плотна.
— Ты только не мучайся, — прошу я.
— Такая мудрая женщина… Совсем ещё ребёнок. Ты только подумай, именно мудрая. Почему ты не дала мне их раньше? Чего ты боишься? Я спокойна, видишь? Не думаешь же ты, что я собака на сене. У меня — моя жизнь, с тобой вместе. Нам ведь хорошо вместе, правда? Что с тобой? Ты переволновалась за меня. Не из-за этого же прекрасного звонка? Ну же, пожалуйста, сдвинься с места. — Мама кладёт письма на тумбочку, связывает волосы сзади, берёт меня за руку, ведёт на кухню. — Я понимаю, ты очень устала. С этими экзаменами… Хочешь, я возьму сегодня отгул и мы проведём день вместе?
— Нет!
— Ты пугаешь меня. Почему нет? Не каторжная же я, правда? Фактически вспахала участок, сейчас делаю кабинет. Достаю наглядные пособия, выбиваю проектор, необходимые слайды… ношусь по городу. Я тоже устала. Поедем к морю?
— Не сегодня.
— А что у тебя сегодня?
— Формальности, мелочи, библиотека… и буду спать весь день.
— Так «спать» или делать дела? Почему ты дрожишь? Не заболела ли ты? Неужели реакция после экзаменов? Или ты по какой-то причине не спала ночь?
— Не спала ночь.
