Кроме того, благодаря информации от его шпионской сети, он мог подтвердить, что и французское, и швейцарское правительства знали, что король все обсуждал с миссис Симпсон и показывал ей государственные документы. Так как считалось, что миссис Симпсон, по словам Ванситтерта, была «у Риббентропа на крючке», существовала серьезная обеспокоенность, что предприимчивый немецкий посланник мог получить доступ к курсу секретной британской политики. А «пристрастие к нацистам» миссис Симпсон, как написала в своем дневнике жена придворного Хелен Хардинг, было еще одним фактором, который подливал масла в огонь.
Но, возможно, было уже слишком поздно. В своей биографии фон Риббентропа Пол Шварц описал, как немцы часто были на удивление хорошо информированы о докладах, которые посылал сэр Эрик Фиппс, британский посол в Берлине, в Лондон. Шварц, бывший немецкий дипломат, написал свою книгу в 1943 году, намного раньше, чем были обнародованы официальные британские документы касательно этого вопроса.
С удивительной точностью он написал:
«Берлин заполонила болтовня об Эдуарде. Говорили, что он пренебрегал своими обязанностями, а именно официальными документами. Особенно это касалось секретных посольских докладов. В Форт-Бельведер мешки с документами из Министерства иностранных дел оставлялись открытыми и, возможно, что официальные секреты просочились».
Можно ли верить в то, что в нацистском Берлине можно было услышать истории, которые в Лондоне считались государственными тайнами. Не может быть сомнений, что некоторые люди в официальных британских кругах знали, что эти слухи накладывают нежелательный отпечаток на их короля.
Было ли возможным, что во время обеденной беседы Уоллис Симпсон или даже король непреднамеренно сливали информацию, почерпнутую из конфиденциальных документов? Хотя никто на встрече Палаты общин не имел ни единого представления о политических взглядах миссис Симпсон, подозрения указывали прямо на нее. Она была женщиной и иностранкой, но самое главное, она не была королем, так что неизбежно она стала громоотводом для подозрений. Когда Болдуину об этом сообщили, он решил ничего не предпринимать и не говорить об этом с королем. В качестве компромисса наиболее важные документы просто не клали в ежедневный ящик перед тем, как отправлять его Эдуарду VIII и сомнительной американке.
Как заметили биографы Болдуина, Кит Миддлмас и Джон Барнс: «Существовали большие подозрения насчет миссис Симпсон. Полагают, что она состояла в тесной связи с немецкими монархическими кругами. Правительство осознало опасность, которая не имела ничего общего с вопросом брака».
Влиятельный историк с хорошими связями. Джон Уилер-Беннетт, сказал своему другу Бланшу Дагдейлу, который работал на британскую военно-морскую разведку, что он был убежден, что фон Риббентроп использовал миссис Симпсон. Он воздержался от обвинений ее в шпионаже. Другие не были так уверены. Американский посол Роберт Уорт Бинхэм доложил Рузвельту: «Многие люди здесь подозревают, что Германия платит миссис Симпсон. Я думаю, это маловероятно».
Независимо от этого, те, кто находился в ее кругах, теперь были под пристальным вниманием, особенно те, кто был связан с Канард. Постоянным и очень интересным гостем за столом леди Канард на Гросвенор-сквер был русский эмигрант Габриэль Волкофф, главный художник-декоратор в Ковент-Гардене. Его брат, адмирал Николай, держал чайную в Кенсингтоне, которая была местом встречи для ультраправых русских. Его дочь Анна, портниха, шила платья для миссис Симпсон и принцессы Марины, герцогини Кентской.
Помимо этого, Анна Волкофф была активным членом Правого клуба, антисемитского, пронацистского, антивоенного общества, среди его 350 членов которого был герцог Веллингтонский. Ее членство в клубе и частые визиты в Германию, где она среди прочих встречалась с Рудольфом Гессом и адвокатом Гитлера, Гансом Франком – позднее казненного за военные преступления – привлекли внимание MИ-5.
За ней установили наблюдение, ее подозревали в отправке информации нацистам через посредника в итальянском посольстве. В то время это был маленький шаг в признании того, что Уоллис – и другие – могла нечаянно (или нет) передавать любопытную информацию г-же Волкофф, которую нацисты могли использовать. (В МИ-5 были правы подозревать г-жу Волкофф. В 1940 году ее приговорили к 10 годам за попытку передачи нацистам сверхсекретных сообщений между Черчиллем и Рузвельтом. Ее «коллега», американец Тайлер Кент, который заполучил информацию благодаря своей работе шифровальщиком в американском посольстве, получил 7 лет.)
В начале марта 1936 года, когда Гитлер ходил по комнатам своего убежища в горах в Берхетесгадене, ему нужны были все эти кусочки и обрывки информации. Он провел выходные в виртуальном затворничестве, решая, стоит ли вторгаться в Рейнскую область. Он взял во внимание все доклады от посла фон Хеша, фон Риббетропа, герцога Саксен-Кобургского, когда думал о возможной реакции Британии. Мог ли король Эдуард VIII быть мышкой, которая могла зареветь как лев, и могли ли Болдуин, Чемберлен и Иден бросить вызов воле Рейха. Пока у него были сомнения, его министр иностранных дел Константин фон Нейрат был под рукой, чтобы успокоить его страхи.
Он решил пойти ва-банк. 7 марта 1936 года, спустя лишь 5 недель после похорон Георга V, Гитлер, напрямую нарушая Версальский договор, приказал своим войскам двигаться в демилитаризованную зону Рейнской области. Немецкий лидер задержал дыхание в ожидании реакции Британии и Франции. Это был конец «сознательного» периода национал-социализма, момент, когда под овечьей шкурой показался волк. Историки сейчас едины во мнении, что оперативные совместные действия французов и британцев помешали бы амбициям Гитлера и сплотили бы немецкую оппозицию для возможного государственного переворота.
Союзники замялись и ничего не предприняли. Авантюра Гитлера оправдалась. Он верил в то, что новый король был важным союзником в создании нейтральной реакции Британии на его мирное вторжение в Рейнскую область.
Через 4 дня после вторжения, 11 марта, фон Риббентроп сообщил Гитлеру, что король издал «директиву британскому правительству, что независимо от того, как рассматриваются детали случившегося, осложнения серьезного характера не допустимы ни при каких обстоятельствах». Другими словами: «Не огорчайте наших немецких друзей».
Это были именно те новости, которые ждал Гитлер. Архитектор Гитлера Альберт Шпеер, который оказался с ним в тот момент, вспоминал, что фюрер выдохнул с облегчением. «Наконец-то, – заявил он. – Король Англии не будет вмешиваться. Он держит свое обещание». Позднее фюрер признает, что последующие 48 часов после вторжения в Рейнскую область были «самыми нервными» в его жизни.
Это был большой риск и для нового короля, который, согласно Фрицу Гессе, пресс-атташе посольства Германии, угрожал отречься от престола, если Болдуин развяжет войну из-за вторжения. Заявление Гессе основано на разговоре между послом фон Хешем и Эдуардом VIII, который, по его утверждениям, он подслушал.
«Здравствуйте, – сказал голос. – Это Лео? Это Дэвид. Вы знаете, кто я?»
«Конечно, знаю», – ответил фон Хеш.
