Это были не пустые разговоры. Весной в Шато-Канде герцог получил письмо от полковника Оскара Солберта, исполнительного директора Eastman Kodak, который впервые встретил герцога во время его тура по восточному побережью США в 1924 году. В своем письме он предложил герцогу «возглавить и консолидировать многочисленные и разнообразные мирные движения по всей планете… Я не пацифист, как вам известно, но я верю, что больше всего на свете миру нужен мир».
От имени герцога Бедо отправил Солберту обнадеживающий ответ, что он заинтересован возглавить международное мирное движение и «посвятить свое время улучшению жизни масс». Как и Солберт, Бедо привлек исполнительного директора IBM Томаса Д. Уотсона, который согласился проспонсировать предполагаемое турне Виндзоров по США. Уотсон – чьим лозунгом был: «Мир во всем мире через мировую торговлю», – уже встречался с Гитлером, посетил нацистский митинг и принял Орден заслуг германского орла. Немецкое правительство было вторым самым крупным клиентом IBM, а их технология перфокарт
[12], согласно спорному утверждению писателя Эдвина Блэка, в конечном счете помогла облегчить нацистский геноцид, что, впрочем, было опровергнуто историком Питером Хейсом.
Были ли Бедо и Уотсон «наивными идеалистами» или циничными коллегами, закрывшими глаза на разворачивающиеся ужасы нацистского режима, а их призывы к миру – всего лишь прикрытием прогерманского сотрудничества? Как утверждает профессор Джонатан Петрополус, есть «веские причины» видеть Бедо как более «зловещую» фигуру: «эта риторика мира и примирения была лицом пронацистских настроений и иногда письма между Виндзорами, Бедо, Солбертом и Уотсоном показывают это мышление».
Естественно, тайное планирование визита в Германию и Америку вызвало возмущение в Букингемском дворце и министерстве иностранных дел, его неожиданное заявление застало всех врасплох. Новый король описал это как «как гром среди ясного неба».
Даже сторонники герцога были обеспокоены: Герман Роджерс считал его визит «несвоевременным», а Черчилль и Бивербрук были против, пресс-барон даже отправился в Париж, чтобы поговорить с герцогом. Он предупредил, что герцог оскорбит всех британцев общением с товарищами Гитлера. Тот был непреклонен.
Это оставило министерство иностранных дел в замешательстве, они не знали, как поступить с экс-королем в этом частном, но официально спонсируемом турне. Личный секретарь короля Алекс Хардинг назвал визиты «публичными проделками в рекламных целях», которые вовсе не пойдут на пользу рабочим. Король считал, что герцог и герцогиня не должны восприниматься как официальные лица в странах, которые они посетят, а также не должны получать приглашения останавливаться в посольствах. Если их намеревались встречать на вокзалах, то это должен был делать младший сотрудник. Британским представителям за рубежом запретили принимать приглашения или устраивать приемы для герцога. Им только разрешили предоставить герцогской паре «ланч на один укус».
Послы утверждали, что холодный прием экс-королю и его супруге в политическом плане является плохой идеей. Британский посол в Вашингтоне сэр Рональд Линдсей хоть и ждал предстоящий визит с «явным ужасом», но считал, что герцогскую пару нужно принять в посольстве.
Его вызвали в Балморал для обсуждений, где он увидел короля, королеву и их советников в состоянии «почти истерическом» перед лицом этих проблем. В своем рассказе Линдсей позже вспоминал, что королевская семья считала, что «герцог ведет себя безобразно, позорит короля и сбрасывает бомбу за бомбой». Они боялись, что он пытался организовать свое возвращение с помощью своих «полунацистских» друзей и советников.
Конечно, немцы видели 12-дневный герцогский визит, который начинался в Берлине, как пропагандистский триумф. Его приезд приветствовало не только нацистское руководство, но и широкая немецкая публика, которая считала герцога современным, прогрессивным, сильным и открытым. Даже его пародийный акцент кокни с оттенком американского казался более приземленным и естественным, нежели пренебрежительный тон, например, министра иностранных дел Энтони Идена. Он оставался интригующей международной знаменитостью, его свадебная суматоха лишь усилила культовую загадку вокруг его личности. Как утверждал историк Гервин Штробль, герцога не видели как предателя своей страны. Отнюдь нет.
В исследовании немецких отношений с британцами в периоды между войнами он отметил: «Когда нацисты имели дело с дураком, который мог быть им полезен, они никогда не могли скрыть элемент презрения в их языке… Но этого нет в описании разговоров герцога в Берлине или в поздних воспоминаниях о его действиях или мнении. Вместо этого в них есть что-то, что встречается в нацистских высказываниях крайне редко: подлинное уважение; испытываемое к равному». В их глазах жестокое обращение народа с этим харизматичным человеком было показателем гнили в самом сердце британской власти, которую они считали некомпетентной, заскорузлой, снобистской и устаревшей.
В глазах герцога это было оскорблением. Самый путешествующий монарх в истории обнаружил, что четверть века его лояльной покорной службы ничего не значили. Когда герцогская пара прибыла на станцию Фридрихштрассе в Берлине утром 11 октября 1937 года, их встретила одинокая фигура третьего секретаря британского посольства. Тот передал им письмо от давнего друга герцога, сэра Джорджа Огилви-Форбса, поверенного в делах посольства, вежливо и с извинением сообщил, что британский посол, сэр Нэвил Хендерсон, покинул Берлин и что Огилви-Форбсу приказано не давать официальных подтверждений их визита.
Радушный прием герцогу и герцогине оказали их нацистские друзья. Были приложены все усилия, чтобы они чувствовали себя как дома, станцию украсили британскими флагами, которые аккуратно чередовались со свастикой. Когда герцог и герцогиня высаживались из поезда толпа кричала «Хайль Эдуард», а духовой оркестр играл свою версию гимна «Боже, храни короля». Их встретил руководитель трудового фронта доктор Роберт Лей, возглавляющий большую и почтительную немецкую делегацию, за ними наблюдала ликующая толпа.
Они покинули станцию с доктором Леем в сопровождении 4 офицеров СС, которые держались за подножку рискуя жизнью, так как Лей летел с головокружительной скоростью по улицам до отеля Kaiserhof, где специально приглашенные нацисты приветствовали герцогскую пару бойкой песней, написанной министром пропаганды Йозефом Геббельсом.
Потом добродушный Лей, который думал, что развлекает их запасом рискованных шуток, помчал на высокой скорости на черном Mercedes-Benz в Каринхалл, загородное имение Германа и Эмми Геринг, где правая рука Гитлера провел им экскурсию по усадьбе. В числе гостей также были их друзья Чарльз и Энн Линдберг, итальянский диктатор Бенито Муссолини и американский президент Герберт Гувер. Кульминацией вечера стала гордость и радость Геринга, набор моделей поездов стоимостью 265 000 долларов, в которой были туннели, мосты, станции и даже миниатюрные модели аэродрома и самолетов. В отличие от своего плебейского сопровождающего, глава Люфтваффе был заинтересован в интеллектуальной беседе, за чашкой чая он и герцог затронули все вопросы от британской парламентарной системы до международных отношений и вопросов труда.
