Некоторые его клиенты аннулировали контракты, ряд инженеров уволились в знак протеста, а директора, воспользовавшись возможностью организовать собственный переворот, потребовали, чтобы он ушел из компании. Бедо был потрясен случившимся и согласился отдать контроль, но не право собственности.
Внутренняя налоговая служба отправила уведомление о выплате подоходного налога Бедо, а бывшая любовница подала судебный иск за нарушение обещания жениться. Было столько шума, что Бедо выскользнул из отеля Plaza в Нью-Йорке через черную дверь, чтобы не столкнуться с поджидающей прессой и поехал в Монреаль в Канаду, откуда уплыл из страны на лодке. Бедо считал, что это был правительственный заговор и обвинил миссис Рузвельт в настрое рабочих профсоюзов против него.
Тем временем Виндзоры с собранными чемоданами ждали, когда Бедо даст зеленый свет их туру, их каюта на Bremen (Черчилль, кстати, упрекал их за то, что они выбрали немецкий лайнер, а не французское судно) уже готова и оплачена. Вместо этого они получили крайне истерические телеграммы от осажденного бизнесмена, призывающего их отменить поездку. Герцог связался с британскими послами в Париже и Вашингтоне и с американским послом в Париже Уильямом Буллитом, чтобы спросить, что делать дальше. Только Буллит выразил поддержку. Герцог понял, что их спонсор вышел из игры, и решил отложить запланированный тур, объявив, что герцогская пара в другой раз поедет в ознакомительную поездку в Советский Союз, чтобы компенсировать поездку в Германию.
В то время, как президент Рузвельт отправил герцогу примирительную записку в надежде, что визит состоится, в Британии эту новость правящий класс встретил с нескрываемым ликованием. Даже его сторонник лорд Бивербрук посоветовал ему «прекратить вести публичную жизнь». Что касается его многочисленных врагов, граф Кроуфорд выразил мнение большинства, когда написал:
«Он поставил себя в безнадежное положение, начав свой визит с поездки в Германию, где его естественно запечатлели с нацистами, противниками профсоюзов и преследователями евреев. Бедняжка. У него нет здравого смысла и нет друзей со здравым смыслом, которые могли бы давать дельные советы. Я надеюсь, это преподаст ему хороший урок и пойдет на пользу».
Герцог должным образом избегал суматохи, обвинив американскую прессу в том, что они испортили «милую невинную поездку», как ее назвала Уоллис. Перед тем как он с герцогиней решили вернуться в свой арендованный дом на юге Франции, герцог преподнес британскому правящему классу нежеланный рождественский подарок, показав, кому принадлежит его лояльность. В декабре 1937 года он дал интервью Daily Herald, заявив, что если бы лейбористская партия когда-нибудь предложила, он с радостью принял председательство английской республики. Провокационная история, которая по какой-то причине так и не была опубликована, попала к сэру Эрику Фиппсу, британскому послу в Париже, который, в свою очередь, проинформировал министра иностранных дел Энтони Идена и, следовательно, премьер-министра Великобритании.
Вместе с тем герцог и герцогиня были заняты покупкой дизайнерской одежды, украшений и мебели в Париже, оставив возможное влияние их предполагаемых визитов в Америку, Италию, Швецию и Россию как одно из самых сладостных «а что если» в истории. Даже если его миссия по поддержанию мира имела место быть, сомнительно, что она хоть малейшим образом бы повлияла на планы Гитлера. К марту 1938 года правительство Австрии, страны, которую герцог выбрал для своего медового месяца, позволило немецким войскам войти в Вену в рамках аншлюса
[13] или аннексии
[14].
Богатая природными ресурсами Чехословакия была следующей страной в списке «покупок» немецкого лидера, и когда премьер-министр Чемберлен дал понять, что Британия не будет вступать в войну ради защиты территориальной целостности Чехословакии («Далекая страна, о которой мы ничего не знаем».) действия Гитлера были лишь вопросом времени. Печально известное Мюнхенское соглашение, заключенное в сентябре 1938 года передавало Судетскую территорию в Чехословакии Германии, однако быстро стало очевидно, что бумажка, которой Чемберлен помахал, когда вернулся в Британию и его пустое хвастовство, что он добился «мира в такое время» не сделало ничего, чтобы утолить голод Гитлера к завоеваниям. В марте 1939 года немецкие войска вошли в Прагу, и Гитлер объявил, что Чехословакия больше не является страной. В Лондоне начал зарождаться страх, в Берлине – экстаз, немцы праздновали расширение территории, не отдав ни одной немецкой жизни.
По мере того, как над международной ареной сгущались тучи, герцог и герцогиня наслаждались голубым небом французской Ривьеры, сосредоточившись на домашних делах. Новости могли быть мрачными, возможность мира улетучивалась с каждым днем, но для герцога и герцогини это было, пожалуй, один из самых счастливых периодов. В течение нескольких месяцев они ремонтировали Шато-де-ла-Крое, двенадцать акров недвижимости возле Средиземного моря, которое они теперь называли домом. Позолоченные краны, 12 спален, теннисный корт, бассейн и лакеи в красно-золотых ливреях британской королевской семьи – подходящее место для экс-короля «повесить свою корону».
Конвой фургонов привезли реликвии, которые хранились во Фрогмор-хаус на территории Виндзорского замка за пределами Лондона. Там были десятки ящиков с вином и другим алкоголем, сундуки с серебром и французским текстилем, картины и объекты, обернутые в холст, некоторые из них были разложены на лужайке для королевской инспекции, герцог выкрикивал «как маленький мальчик в рождество», когда видел полузабытое сокровище.
Подальше от глаз общественности они отметили первую годовщину в качестве женатой пары в круизе по побережью Амальфи на борту роскошной яхты Gulzar с их друзьями Германом и Кэтрин Роджерс. Улыбки и язык тела новобрачных сильно отличался от напряжения во время круиза на Nahlin в 1936 году, когда король был охвачен мучениями, раздумывая об отречении, чтобы добиться руки тогда еще замужней миссис Симпсон. (У Gulzar было более героическое будущее: два года спустя 202-тонная яхта спасет 47 измученных солдат с пляжей Дюнкерка, а потом затонет после налетов немецкой авиации в Дувре в 1940 году.)
Во время той поездки он был вынужден скрывать свои чувства даже на борту яхты. В этот раз герцог и герцогиня были расслаблены, они были ласковыми друг с другом на людях. Герман Роджерс, у которого камера всегда была наготове, снимал, как пара смеялась и шутила, любуясь на Пизанскую башню. Когда они бродили по развалинам Помпеи, они были непринужденными друг с другом и не только: Уоллис развлекала элегантную принцессу Марию Пьемонтскую, которая приехала к ним на обед. Герцог, у которого почти всегда в руке была сигарета или трубка, даже попробовал свои силы в игре на гармонике. Подтянутый, загорелый герцог, который часто ходил без рубашки, выглядел как человек, который был в мире с собой.
Один инцидент, снятый Роджерсом во время каникул, хорошо отражает амбивалентность позиции герцога и его политические связи. Когда пара поднималась на борт Gulzar после осмотра достопримечательностей острова Искья, за ними наблюдала толпа доброжелателей. Герцог повернулся к толпе и схватил предплечье жены, чтобы она тоже поприветствовала публику. На первый взгляд кажется, что герцог хотел, чтобы его жена обратила внимание на толпу. Но если присмотреться, на причале, где была пришвартована яхта, была большая надпись. На нем было написано по-итальянски: «Европа будет фашистской». Заставлял ли герцог жену поприветствовать толпу или же обращал ее внимание на большую черную надпись? Этот интригующий вопрос до сих пор остается без ответа.
