Он добавил, что если герцог все еще будет настаивать уехать из Португалии, доктор Сильва должен организовать секретный канал связи, чтобы немцы могли поддерживать с ним связь. Он должным образом передал сообщение, но герцог был непреклонен.
В день отъезда Шелленберг с помощью бинокля, стоя в башне немецкого посольства, наблюдал, как герцогская чета поднималась на борт американского пассажирского корабля. «Все происходило так близко, будто я мог дотронуться до них», – вспоминал он. Беспомощно он смотрел на лихорадочные приготовления к отъезду: судно несколько раз проверяли на возможные взрывные устройства – или «адские механизмы» как называл их Шелленберг. Проверялась даже ручная кладь.
В день их отъезда 1 августа 1940 года Гитлер наконец выпустил директиву 17. Он, может, и проиграл первый раунд битвы за Виндзоров. Но битва за Британию – уже совершенно другая история.
Даже если герцог и герцогиня исчезли из поля зрения, они остались в немецких умах, особенно после того, как посол Гюне телеграфировал в Берлин о реакции герцога на предложение фон Риббетропа.
В своем докладе 2 августа он описал, как слова фон Риббентропа произвели «глубочайшее впечатление» на бывшего короля:
«Он высоко оценил, насколько внимательно были приняты во внимание его личные интересы. В своем ответе герцог отдал должное желанию фюрера заключить мир, что было схоже с его собственной точкой зрения. Он был твердо убежден, что если бы он был королем, то до войны бы дело не дошло. С призывом к сотрудничеству в подходящее время для установления мира он бы с удовольствием согласился».
Посол сообщил, что герцог подчеркнул: он должен подчиняться приказам его правительства и что пока слишком рано для дипломатического вмешательства. Если ситуация изменится, то он был готов немедленно вернуться, несмотря на личные жертвы. Он согласился оставаться в «непрерывной связи» с доктором Санто Сильвой и согласовал кодовое слово, при котором он немедленно вернется.
Вывод в докладе:
«Заявления герцога были, как подчеркнуло доверенное лицо, поддержаны силой воли и глубокой искренностью и включали в себя восхищение и симпатию к фюреру».
Хоть историк Джон Уоллер описал сообщение фон Риббентропа как «отличающееся своей наглостью», он отметил, что «хоть и выпытанный, но ответ герцога был еще более примечательным доказательством серьезной неосмотрительности. Отклонив предложение Гитлера, чтобы не вызвать скандал, он выразил признательность и сказал, что если положение дел изменится, он пересмотрит свою позицию. Этот компрометирующий документ оставил дверь открытой для дальнейших немецких интриг».
Хоть рассказ об операции «Уилли» сам по себе достаточно острый, многие историки добавили еще больше масла в огонь. Говорили, что двоюродный брат герцога, принц Филипп фон Гессенский, который встречался с герцогом в Лиссабоне в июле 1940 года для неформальных мирных переговоров. Это не такая уж надуманная теория: Гитлер использовал принца как дипломатического посредника, он был одним из окружения герцогского визита в Германию в 1937 году, и как и герцог Виндзорский выступал в пользу мирного урегулирования конфликта.
После исчерпывающего расследования биограф принца Филиппа, профессор Джонатан Петропулос, не нашел доказательств секретных королевских встреч. Но как он признал: «Если встреч не было, это еще не говорит о том, что Филипп с братьями не пытались устроить мирные переговоры».
Далее в статье 1979 года в лондонской газете Sunday Times говорилось, что брат-близнец принца Филиппа, принц Вольфганг, заявил, что герцог Кентский служил посредником между принцем Филиппом и герцогом Виндзорским. Учитывая холодные отношения между братьями, это сомнительно. Однако подозрительное отсутствие и отказ в доступе к бумагам относительно герцога Кентского в Королевских Архивах в Виндзорском замке только подлили масла в огонь.
Наиболее пикантные предположения высказал историк Питер Аллен, который заявил, что заместитель фюрера, Рудольф Гесс, сам прилетел в Португалию ради мирных переговоров с герцогом 28 июля, в тот же день герцог встречался со вторым испанским эмиссаром. Его сопровождал известный начальник секретной службы, Рейнхард Гейдрих, который выступал в качестве телохранителя Гесса. Аллен утверждает, что эта секретная поездка Гесса в Португалию и его переговоры с герцогом и «важным», но не названным британским министром, побудили Гесса тайно посетить Британию в мае 1941 года, где он надеялся организовать мирные переговоры с герцогом Гамильтоном. Учитывая обсуждения герцога со вторым эмиссаром и прибытие Монктона в тот же день, что и Рудольф Гесс, эта теория кажется неправдоподобной.
Во время своей поездки Виндзоры загорали на палубе, разговаривали с другими пассажирами и смотрели фильмы в кинотеатре корабля, их неутомимая горничная, мадемуазель Мулишон, пыталась доставить драгоценные вещи герцогини из ее парижского дома. Прождав несколько дней на португальской границе, она была арестована. «Пожалуйста, попроси своих друзей отпустить Маргарит, так как она в отчаянии», – телеграфировала герцогиня своему другу Хавьеру Бермехильо.
Когда позднее королева узнала об одержимости герцога и герцогини своими вещами – «их розовыми простынями», как она их называла – она сравнила их эгоцентричное поведение с мужеством «нашего бедного народа, который ютится в маленьких сараях, а потом утром идет на работу».
Хотя их отделяли тысячи миль от падающих бомб, Виндзоры все еще опасались за свою безопасность. 9 августа, когда началась битва за Британию, герцог, все еще переживающий о покушении на свою жизнь, телеграфировал Монктону, как только они прибыли на Бермуды, и сказал, что они не могут продолжать путь до того, как он даст им зеленый свет, что он должным образом и сделал. Как заметил Черчилль, Монктон провел первоклассную работу по рассеиванию «странных подозрений».
Когда-то он был их другом, а теперь он пренебрежительно относился к герцогу и герцогине. На ужине в Ламбетском дворце, когда Виндзоры скрылись за горизонтом, Черчилль заметил: «Таковы взгляды герцога Виндзорского на войну, что изгнание – мудрый шаг». Казалось, что Черчилль отбросил обвинения в предательстве и измене и сделал вывод, основываясь на их недавнем поведении в Мадриде и Лиссабоне: единственное, что волновало герцога и герцогиню Виндзорских – это они сами.
Глава одиннадцатая
Подозрительный герцог на солнечных островах
Хоть герцог и герцогиня теперь прочно укрепились в тропиках, тема для разговоров для них была типичной для Англии – погода. Они приехали из Бермуд в столицу островов, Нассау, в невыносимую летнюю жару и влажность и обнаружили, что все их кошмары стали реальностью. Это был остров Святой Елены в сауне.
Когда им удалось охладиться после прибытия 17 августа герцогиня сразу же поняла, что Дом правительства, их официальный дом, был не под стать королю, хоть и бывшему. Они съехали, в это время она занялась обширным и дорогим ремонтом, втягивая в это местных политиков, впадая в истерики, чтобы за ремонт заплатили 5000 фунтов (320 000 долларов на сегодняшний день). Не помогло и то, что она часто вызывала своего парикмахера Антуана из Нью-Йорка, который поправлял ее локоны. Когда работы были закончены, в почетном месте в гостиной появился портрет Уоллис в полный рост кисти Джеральда Брокхерста. На столике в спальне, говорят, стоял портрет фон Риббентропа с автографом специально, чтобы показать «свою лояльность друзьям». После ремонта возле герцога наконец находились все его «сокровища»: подставка для пятидесяти трубок; деревянная коробка, сделанная из досок корабля Нельсона The Victory; кортик и маршальский жезл. «Разве вы не видите, что я должна создать для него дом?» – сказала герцогиня. Он считал, что ей это удалось.
