Однако самым сенсационным материалом – и наиболее политически спорный – были записи, касательно отношений между нацистами и бывшими союзниками – СССР. Там были записи разговоров между Гитлером, фон Риббентропом и советским министром иностранных дел Молотовым, а также документы, содержащие текст договоров о ненападении между Германией и СССР в сентябре 1939 году. Самая спорная информация относилась к тайному дополнительному протоколу пакта Молотова-Риббентропа, касательно разделения Польши и других территорий между двумя державами. Как заметил историк Астрид Эккерт, это была «вторая по влиянию на международную политику находка после протокола на Ванзейской конференции [встрече нацистских официальных лиц, которая приняла окончательное решение еврейского вопроса]». Это еще один ранний признак того, что файлы фон Леша были ящиком сокровищ Пандоры. Публикация этих документов имела бы далеко идущие политические последствия.
Только в январе 1948 года, когда охлаждение отношений между СССР и Союзниками перешли в Холодную войну, Госдепартамент опубликовал книгу «Нацистско-советские отношения, 1939–1941», которая стала международным бестселлером и первым эффективным ударом по идеологической пропагандистской войне. Публикация секретного протокола вызвала ярость в России, где советские историки и политики назвали документы подделкой. Этот спор был разрешен только 24 декабря 1989 года, когда советский съезд народных депутатов принял резолюцию, в которой наконец признавалось существование дополнительного протокола.
В то время, однако, находка дополнительного протокола стало ужасным неудобством для правительств Британии и Америки. Пока Томпсон, Перкинс и другие просматривали находку, главной заботой Союзников было держать Россию вне информационного потока так долго, насколько это возможно. Однако вскоре слухи о «пиратском золоте» дошли до британских газет, в мае несколько из них сообщили, что три самолета с документами отправились в Лондон. В то время физические файлы все еще были в Марбургском замке, что давало возможность Британии отклонять требования СССР, в частности советского посла Федора Гусева, увидеть эти материалы. Когда 24 июня 1945 года газета Sunday Chronicle сообщила, что файлы фон Леша направились в Британию, кота достали из мешка. «Самые секретные документы Германии в безопасности в руках Союзников», – кричали заголовки, МИД был вынужден приступить к поиску утечки информации.
Их чувства были понятны. Если отложить в сторону цели гласности и пропаганды, документы были важны не только для разведки, но и как доказательства на предстоящем Международном Военном Трибунале в Нюрнберге. В июне 1945 года главный прокурор Верховного суда Роберт Джексон объявил, что захваченные немецкие документы будут использованы в качестве улик. В то время Британия сочла уместным предложить документы Франции и Норвегии для привлечения к ответственности Филиппа Петена и Пьера Лаваля, и политического коллаборациониста Видкуна Квислинга. Чиновники вскоре поняли, что это создаст цепную реакцию: суды будут просить оригиналы, история их находки всплывет, и СССР начнет спрашивать, как документы, найденные в их зоне влияния, оказались в руках британцев и американцев.
Спустя всего несколько недель после обнаружения документов министерства иностранных дел Германии, британцы пришли к ужасающему осознанию, что не только Сталин, Франко и другие будут смущены этими документами – но и они сами. Вскоре они начали ограничивать сотрудничество с военными трибуналами, ставя под угрозу их отношения с американцами и пытаясь уничтожить инкриминирующие файлы – уголовные дела, которые посадили ряд немцев за решетку.
Первым признаком резких перемен стала телеграмма, касающаяся человека, которого однажды прочили в будущие премьер-министры Британии, сэра Освальда Мосли. Будучи лидером Британского союза фашистов, он был интернирован в начале войны. Захваченные итальянские архивы показали, что Мосли, который был главным сторонником мирных переговоров, получал деньги от правительства Муссолини. Что делать со своими собственными Квислингами, особенно теми, кто был из правящего класса, было вопросом, который захватил умы чиновников. Сверхсекретная записка от 21 июля 1945 года от Джорджа Миддлтона из британского посольства в Вашингтоне У. С. Даулингу в Госдепартамент, давала взглянуть на ход британских мыслей:
«Вопрос публикации этих документов естественным образом поднимает важные проблемы, которые потребуют рассмотрения со стороны кабинета министров. Поэтому для нас очень важно, чтобы не было преждевременной утечки информации. Хоть мы и понимаем, что не должно быть публикаций этих итальянских или немецких архивов до достижения согласия между двумя правительствами, мы, тем не менее, должны быть благодарны, если будут предприняты меры, чтобы содержание документов, касающихся сэра Освальда Мосли, не стало достоянием общественности».
Даулинг смог убедить его, что документы будут обозначены как «секретные» и не будут опубликованы.
Однако если даже деятельность фашистов знатного происхождения – когда Мосли, сын баронета, женился на Диане Митфорд в Германии, на бракосочетании в 1936 году присутствовал Гитлер – вызывала официальные требования для сокрытия информации и секретности, что насчет других, более авторитетных фигур правительства?
17 июля 1945 года блестящий молодой историк Рохан Батлер, помощник Ллевелина Вудворда, проводил жаркий полдень в МИД, пролистывая переведенные документы из файлов немецкого министерства иностранных дел. На его столе лежала тонкая папка с переведенным материалом пленки В15, негативы с В002527 до В003018. Это была часть содержимого легендарного «клада» фон Леша, которые были впервые сфотографированы 13 июня.
То, что он прочитал, шокировало его, удивило и оставило в недоумении, он не знал, что делать дальше. В файле содержались детали пребывания герцога и герцогини Виндзорских в Испании и Португалии после падения Франции в 1940 году. В его руках были доказательства не просто факта, что герцогская чета была в центре нацистского плана похищения, но и то, что бывший король был нелоялен к своей стране и семье. В своей записке Батлер сдержанно написал, что комментарии Эдуарда заставляли смотреть на него «в любопытном свете».
Несколько десятилетий спустя Батлер вспоминал: «Я отреагировал с удивлением. Я понятия не имел о том конкретном эпизоде. Я написал ту короткую заметку сознательно. Я думал, это был разумный способ описания этого необычного материала».
Сенсационные данные файла содержали военную деятельность герцога Виндзорского, немецкие дипломатические документы рисовали удивительный портрет человека, который был недоволен своей должностью, нелоялен к своей семье и не являлся патриотом своей страны. Он был настолько недоволен, что его друг и убежденный сторонник, военный лидер Уинстон Черчилль, пригрозил ему военным судом, если он не выполнит приказ и не займет пост губернатора Багамских островов.
Эдуард отчетливо выражал предательское отношение к своей стране во время короткого пребывания в Мадриде и Лиссабоне в 1940 году после того, как он и его жена были вынуждены покинуть свой особняк в Париже после нападения на Францию. Во время того визита многие из его неосторожных высказываний были записаны немецкими дипломатами, испанскими аристократами, политиками и другими. Потом их должным образом отправили в Берлин, где их обдумывали Гитлер и фон Риббентроп.
