Он не только ставил себя решительно против Черчилля и войны, он также был убежден, что если бы он остался на троне, конфликта можно было бы избежать. Только затяжная бомбардировка британских городов усадит Соединенное Королевство за стол переговоров – так он думал.
Условно это была государственная измена со стороны герцога: он поддерживал врага, когда Британия столкнулась с самым темным временем войны. Если верить немецким файлам, перед нами представал человек, который не верил в лидеров своей страны или в свою собственную семью и полностью одобрял действия Гитлера и его планы по заключению мира. Как отметил Джон Костелло: «Такие антиправительственные заявления были бы непростительны для любого британского гражданина. А когда они слетали с губ бывшего короля, который не скрывал своей симпатии к Германии, это было равносильно измене».
Даже его официальный биограф Филип Зиглер считает его «неосмотрительным» человеком, который говорит с неправильными людьми в неправильное время в неправильном месте о неправильных местах. «Там было много преувеличений, но несомненно немцы искренне верили, что его можно сделать потенциальным правителем-марионеткой, – Зиглер сказал Денису Блейквэю. – Они считали, что он в какой-то степени был на их стороне».
Значимость его неосторожных высказываний дала нацистскому верховному командованию веру в странный план: побудить герцога остаться в Испании, где бы он дожидался, когда немцы захватят его родину. Потом герцог, который провел свой медовый месяц в Австрии до войны и посетил Германию в октябре 1937 года как почетный гость Гитлера, бы вернулся в Британию в качестве короля-марионетки фюрера. У немцев даже было кодовое название для этого плана – операция «Уилли».
Всего за три дня до того, как Батлер начал читать неистовый круговорот дипломатических телеграмм между Лиссабоном, Мадридом и Берлином, связанных с герцогом, норвежское правительство попросило МИД о доступе к документам немецкого МИД для содействия судебному преследованию политика Видкуна Квислинга, чье сотрудничество с нацистами ценой своей собственной страны сделало его имя олицетворением измены. Его пламенное убеждение, что Германия была оплотом против большевизма и его попытки заключения мира между Германией, Британией и Францией в 1939 году носили удивительное сходство с чувствами и поведением самого герцога Виндзорского. Разницей было то, что Норвегия была захвачена и оккупирована, Квислинг выполнял приказы новых нацистских лидеров страны. Его признали виновным в военных преступлениях, Квислинг был расстрелян в октябре 1945 года.
Когда последствия высказываний герцога привели к целой серии приказов – сначала министерству иностранных дел, потом Даунинг-стрит, и, наконец, Букингемскому дворцу – произошло радикальное переосмысление того, как использовать захваченные немецкие документы. После изначального плана использовать эти документы, чтобы дискредитировать врагов Союзников, британцы решили быстро нажать на тормоза.
Переосмысление этой политики имело последствия не только в пропагандистских целях использования документов, но и в использовании их Международным Военным Трибуналом и в самих исторических записях. Влиятельные лица в Британии и в Америке теперь призывали полностью уничтожить эти документы, так как они относились к герцогу.
Человек, который чуть не разрушил сокровенный договор между дворцом и народом в результате своего отречения в 1936 году, теперь запятнал и усложнил так называемые особые отношения между Британией и Америкой, настроив одного госслужащего против другого, одного политика против другого, одного историка против другого.
Можно утверждать, что два события прочно укоренились в классовой системе Британии, а именно проблема Виндзорского файла и запоздалое обнаружение Кембриджской шпионской сети (Кембриджской пятерки) значительно ослабили доселе близкие рабочие отношения между двумя Союзниками.
Содержание той тонкой папки спровоцировало не только одну из самых больших попыток сокрытия информации в истории, куда вошли имена короля Георга VI, Уинстона Черчилля, премьер-министра Клемента Эттли и генерала Дуайта Эйзенхауэра, но также показало важные культурные и политические различия между двумя странами. Вскоре стало ясно, что если вера в открытость была заложена в ДНК Америки, британцы инстинктивно тянулись к замалчиванию и цензуре. Секретность была их позицией по умолчанию, и когда она смешивалась с рефлекторным почтением к Дому Виндзоров, это создало мощный и по случаю взрывоопасный коктейль.
В то время герцог Виндзорский был изгнанным человеком, которому постоянно отказывали в официальных должностях. Он ушел в отставку в марте 1945 года со своего поста губернатора Багамских островов и в настоящее время остановился в номере-люкс в Waldorf Towers в Нью-Йорке, герцог и герцогиня пребывали в счастливом неведении тревоги, которую они вызвали на обеих сторонах Атлантики. Их внимание было сосредоточено на нью-йоркском обществе, в частности на дружбе с их соседями, композитором Коулом Портером и его женой Линдой.
Неудивительно, что американцы были в замешательстве от британского поведения, сбиты с толку, что их союзники расходуют столько дипломатического и политического капитала на человека без видного официального будущего. В последующие 12 лет – что в два раза больше длительности Второй мировой войны – британцы вели упорный и крайне эффективный дипломатический и политический бой, чтобы не дать неосторожным и неловким словам герцога Виндзорского разлететься по миру. «Ни одни документы МИД больше не преследовались с такой решимостью и энергией», – заметил Астрид Эккерт. «Британская одержимость файлом Виндзора и требование, чтобы он был уничтожен, подорвали доверие американцев, которые были напрямую вовлечены в записи МИД. Поведение британцев было еще одним препятствием на пути к сотрудничеству».
По любопытному парадоксу истории, самым решительным противником публикации был военный лидер Уинстон Черчилль, которого вытеснили из власти после выборов Лейбористской партии в июле 1945 года. Он твердо призывал, чтобы файл Виндзора оставался нераскрытым. Черчилль уже имел дело с подавлением публикаций: в 1943 году он сумел убедить президента Рузвельта остановить публикацию специальной серии документов на тему Парижской мирной конференции 1919 года, касающиеся внешний политики США.
Тем не менее на протяжении всего этого периода ему был предоставлен привилегированный доступ к секретным официальным документам для его серии книг о Второй мировой войне (он получил Нобелевскую премию за свою работу в 1953 году), но его личные отношения с герцогом Виндзорским, которого он знал и поддерживал почти всю свою жизнь, претерпевали трудности именно из-за поведения герцога во время конфликта.
Проявлять лояльность к институту монархии было его инстинктом, так что через день после того, как премьер-министр Клемент Эттли показал ему детали файла 25 августа 1945 года, он написал: «Я искренне верю, что есть возможность уничтожить все следы немецких интриг».
Новый премьер-министр был в такой же степени обеспокоен тем, чтобы эти документы никогда не увидели свет. Он считал, что «им почти нельзя верить» и «они могут нанести непоправимый вред». После консультаций с Кабинетом, они пришли к консенсусу – уничтожить их. Хоть технически герцог и не совершал государственной измены, в суде общественного мнения его могли признать виновным – с серьезными последствиями для королевской власти.
