На самом деле, историки едва успели начать работу, когда скандальный Виндзорский файл, который также называли «Марбургским файлом», «особым файлом» или «исключительной трудностью», попал в поле зрения, в этот раз благодаря статье в Newsweek осенью 1946 года. В ней сообщалось, от части ошибочно, что публикация документов немецкого Министерства иностранных дел откладывалась Госдепартаментом из уважения к британским желаниям, связанным не только с подавлением документов касательно «довоенных идей герцога Виндзорского и европейской политики и Третьего Рейха», но и к другим темам. Это могли быть отсылки на обеспокоенность по поводу сэра Освальда Мосли.
Эта статья вызвала резкий протест нового британского посла, лорда Инверчэпла, друга королевы, который был обеспокоен тем фактом, что отсылка к герцогу Виндзорскому указывала на нарушение секретного договора между двумя правительствами.
В «Сверхсекретном и личном» письме Дину Ачесону, он написал:
«Я в растерянности от того, какое объяснение я могу дать Министерству иностранных дел по поводу этой утечки с учетом особых мер предосторожности, которые Ваш отдел согласился предпринять».
В его ответе 18 ноября 1946 года, Ачесон выразил сожаление и пообещал провести расследование, чтобы найти источник утечки. Существование «файла, о котором нельзя упоминать» было естественным источником беспокойства для британского и американского главных редакторов, которые стремились разыскать этот почти мифический документ. Когда Уилер-Беннет навел справки, ему сообщили, что файл был вывезен из Марбурга по приказам самого Эйзенхауэра. Он и Зонтаг согласились, что их позиции в качестве независимых редакторов будет «представлена смехотворной», если они позволят документам быть скрытыми. Более того, отставка выдающихся историков из-за очевидного вмешательства правительства уничтожит цель всего процесса, так как фундаментальными принципами были непредвзятость и редакторская свобода.
По оценкам Уилера-Беннетта, американцы захотят опубликовать этот материал, тем более учитывая интерес СМИ, а противостояние этому только выставит британцев «глупцами».
Его друг Роберт Брюс Локхарт записал в своем дневнике 23 ноября 1946 года, что Уилер-Беннетт не намеревался «принимать вмешательство, только если оно не исходило от короля Георга». Неделю спустя чиновник из Министерства иностранных дел Орм Сарджент сказал Брюсу Локхарту, что «Джек Уилер-Беннетт не имел свободы действий с документами. Этот вопрос решало правительство Его Величества».
По рассказу Уилера Беннетта, он связался с заместителем госсекретаря, Ормом Сарджентом, из Министерства иностранных дел, который знал о существовании файла, но был «в ужасе, что он исчез». Он сказал, что они должны поговорить с министром иностранных дел Эрнестом Бевином, который, как было описано выше, отважно пытался уничтожить файл с того момента, как его обнаружили в конце войны. Выслушав объяснения Уилера-Беннета о последствиях пропажи файла, Бевин сказал: «Это щекотливая тема. Мы должны вернуть этот файл, и вы должны взглянуть на него и с вашим американским другом решить, что с ним делать». Он добавил, что им нужно сообщить об этом Букингемскому дворцу. На следующий день Орм Сарджент и Уилер-Беннетт отправились во дворец, чтобы встретиться с сэром Аланом Ласеллсом, который убедил их, что король разделит позицию министра иностранных дел.
Как вспоминал Уилер-Беннетт: «Важным последствием любопытного инцидента было то, что Марбургский файл быстро вернули под нашу опеку, и мы должным образом включили основную часть его содержимого в Серию D, том Х».
На самом деле, файл, с одобрения Георга VI, был возвращен в Берлин, где проходил первоначальную сортировку документов в июле 1947 году. До того, как король согласился на такую меру, он предупредил человека в центре этого спора, его брата герцога Виндзорского. Согласно Годфри Томасу, личному секретарю герцога, когда он был принцем Уэльским, он не воспринял серьезно всю проблему, «предполагая, что немецкий посол выдумывал историю, которая бы угодила его начальнику фон Риббентропу».
Тем не менее, печально известный файл не отправился в Берлин без попытки Эрнеста Бевина уничтожить его. Министр иностранных дел с его резкими высказываниями, в плохо сидящем костюме и рукой, будто застрявшей в кармане, даже когда он приветствовал короля, стал знакомой фигурой, волочащей ноги по коридорам Букингемского дворца. Его манера называть вещи своими именами становилась темой насмешек, но она скрывала налет хитрости и коварства. В марте 1947 года, согласно биографу Георга VI Саре Брэдфорд, Бевин вновь по-донкихотски бился с этими дипломатическими мельницами. В Москве на встречу министров иностранных дел он послал срочную просьбу американскому госсекретарю генералу Джорджу Маршаллу о Виндзорском файле.
В свою очередь, Маршалл отправил сверхсекретную «Лично в руки, только для ваших глаз» телеграмму Дину Ачесону в Госдепартамент. В ней стояла дата, полночь, 15 марта и в ней говорилось:
«Бевин проинформировал меня, что Департамент или Белый дом имеют копию-микрофильм документа, касающегося герцога Виндзорского. Бевин сказал, что другая копия была уничтожена Министерством иностранных дел и просит, чтобы мы уничтожили нашу во избежание возможности утечки информации к большому смущению брата Виндзора (Георга VI). Пожалуйста, займитесь этим вопросом и ответьте мне лично».
Поиск ответа не дал результатов, хотя известно, что Ачесон отправил телеграмму спустя два дня.
Так как Бевина формально проинформировали, что ни Госдепартамент, ни любой чиновник правительства не мог уничтожить официальные документы без голосования Конгресса, кажется, что это был последний инстинктивный акт почтения лояльного британского подданного его королю.
В настоящее время британская политика поменялась: теперь они хотели не уничтожить Виндзорский файл, а воспрепятствовать его публикации. Это была совершенно законная позиция. Когда Уилер-Беннетт принял позицию главного редактора, он хвастливо сказал Oxford Mail в начале 1947 года: «Мы начнем где-то с 1937 года и дойдем до конца нацистского режима. Думаю, потом мы будем работать в обратном порядке от 1937 года до эпохи Бисмарка».
Учитывая умопомрачительное количество материала, через которое историкам надо было пробираться для каждой главы, пройдет несколько лет прежде чем они доберутся до лета 1940 года, когда немецкий посол в Испании и Португалии отправил фон Риббентропу потенциально скандальные доклады о герцоге и герцогине и их взглядах на войну.
В то же время отношения герцога с остальной частью королевской семьи продолжали ухудшаться. Его надежды получить должность в британском посольстве в Вашингтоне испарились, Бевин сказал герцогу, что не мог порекомендовать никакую формальную позицию. Даже его схема поощрения образовательных связей между двумя странами, идея, которую поддержал в то время лидер оппозиции Уинстон Черчилль, упала на каменистую почву. Хоть король предлагал ему жить в Америке и найти работу неофициально, герцог и герцогиня, возненавидевшие американскую прессу и были обеспокоены потерей своих налоговых льгот, предпочли жить в Ла-Крое, их арендованном доме на юге Франции. Дворец остался глух мольбам герцога и герцогини возвращаться в Англию на несколько месяцев в год.
