Когда разговор заходил о войне, он твердо отстаивал убеждение, что Британия должна оставаться нейтральной, что в 1940 году нужно было заключить мирное соглашение с Гитлером, таким образом, позволить гитлеровской коалиции уничтожить СССР. Его самым большим страхом был коммунизм, а не национал-социализм. Он никогда не забывал, что большевики убили его крестного отца, императора Николая II и его семью.
Когда британский дипломат сэр Джон Бальфур ужинал с герцогом и его другом, американским магнатом железной дороги Робертом Р. Янгом в Вашингтоне вскоре после войны, Бальфур был поражен их правыми взглядами. Он отметил:
«Казалось, оба они не видели нацистских злодеяний и думали, что если бы с Гитлером поступили иначе, то войны можно было бы избежать в 1939 году».
В конце концов пара поселилась во Франции, где они пользовались налоговыми льготами и как и на Багамах беспошлинным алкоголем, табаком и другими товарами благодаря британскому посольству. Это значило, что они вновь жили на широкую ногу, они наняли персонал из 22 человек, что является эквивалентом персонала среднего посольства. Если что-то и надо было делать с миром, то это его не касалось, тем более если это что-то угрожало его налоговому статусу. Деньги были его мантрой и мотивацией, его низость была легендарной. Предложение короля, Алана Ласеллса, Черчилля и других обосноваться в Париже и превратить его дом в центр по улучшению англо-американских отношений, рухнуло в тот момент, когда он осознал, что ему придется платить подоходный налог.
В Париже его постоянными гостями были его ближайшие соседи, сэр Освальд и леди Диана Мосли, которые были интернированы британцами во время войны, и другие члены «элиты с запятнанной репутацией» из Германии и других стран. Его кузен, бывший нацист принц Филипп Гессенский, с которого после нескольких апелляций сняли подозрения в военных преступлениях, а также члены семьи Бисмарка, включая графиню Мону Бисмарк, всегда были долгожданными гостями для герцога. Леди Мосли сказала писателю Чарльзу Хайэму, что герцогиня согласилась со взглядами нацистской Германии, утверждая, что не было бы нужды в Холокосте, если бы Гитлеру позволили депортировать евреев в Британию и Америку. Война, утверждала она, была результатом враждующих эго Гитлера и Черчилля. «Если бы у власти в Англии были другие люди, а именно Ллойд Джордж, то могли бы иметь место мирные переговоры».
С этой целью герцог одобрял репрессивную политику кубинского диктатора президента Батисты и от всей души поддерживал сенатора из Аризоны Барри Голдуотера, который баллотировался на пост президента в 1964 года, его кампания включала использование тактических ядерных ракет во Вьетнаме, чтобы остановить распространение коммунизма. Он был рад, когда генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд погиб в авиакатастрофе, считая, что это ускорит распад организации, которая давала такое влияние СССР.
Конечно, он поддержал решение премьер-министра Идена присоединиться к французам и вторгнуться в зону Суэцкого канала в 1956 году после провокационного решения президента Египта Насера национализировать важный канал.
До войны он был безработным, был изгнанником из своей собственной земли. Во время войны к нему относились с подозрением, этакий Квислинг или Лаваль в действии, ему не доверял ни Вашингтон, ни Лондон. Его близкие друзья были арестованы или помещены в черный список из-за их прогерманских взглядов, письма его жены подверглись цензуре, за их передвижениями следило ФБР Гувера. После Перл-Харбора Объединенный комитет начальников штаба был проинформирован, что герцога Виндзорскому ни при каких обстоятельствах нельзя было пускать в подвал, где хранились стратегические карты и планы.
Его жена благодаря отношениям с фон Риббентропом была, согласно официальному мышлению, на волосок от того, чтобы быть шпионкой. Во дворце «эта женщина» всегда оставалась ведьмой, колдуньей, которая наложила пагубное заклинание на короля, который так и не был коронован. После войны герцог был официально безработным, жил всю свою оставшуюся жизнь в изгнании, Нью-Йорк, Палм-Бич и Париж были тремя местами, куда он мог выехать из их дома во французской Ривьере. К 50 годам герцог стал жалкой, разрозненной личностью. Его давний друг леди Диана Купер обедала с ними в мае 1949 году и после отметила в своем дневнике: «Уоллис была в хорошем состоянии… Герцог выглядел увядшим и не следил за тем, что я говорю».
Куда бы они не шли, их трио керн-терьеров – потом мопсов – следовали за ними. Они были больше, чем просто компаньонами, они были их семьей. «Видите, мы не можем оставить собак: они все, что у нас есть», – сказала Уоллис леди Галифакс.
Хоть и не доказано, что эта изолированная и покинутая личность была предателем или сообщником врага, неоспоримо то, что обычные замечания человека без места и позиции в британском обществе, как сообщалось немецкими послами в Португалии и Испании, привели к тому, что британцы и даже некоторые влиятельные американцы приложили немало усилий, чтобы потенциально опасный Виндзорский файл был уничтожен или спрятан.
Эта попытка сокрытия информации длилась с момента обнаружения файла в долине в мае 1945 года до его публикации в августе 1957 года. Если бы не действия нескольких американских историков, а именно профессора Дэвида Харриса и доктора Пола Свита, мир бы узнал об Операции Уилли только из ненадежных воспоминаний дискредитированных немецких дипломатов и агентов.
Как профессор Свит отметил, эпизод показывает «поразительное почтение к интересам королевской семьи. От начала и до конца политическое руководство было защитным щитом и никогда не позволяло видеть себя под влиянием Букингемского дворца. Будучи далеко не анахронизмом в современном светском обществе Великобритании в наши дни, этот институт выполняет важную, уникальную и интуитивно признанную функцию».
Это почтение романтической любви к монархии Уинстона Черчилля на этом не ограничилось. Среди самых доблестных защитников монархии были социалистический премьер-министр Клемент Эттли и министр иностранных дел Эрнест Бевин.
Историк Джон Уилер-Беннетт подтверждает это противоречие. Во время отречения Эдуарда VIII он участвовал в сплетнях, передавая его обдуманное мнение, что фон Риббентроп использовал Уоллис Симпсон, чтобы получить доступ к новому королю. Однако когда институт монархии оказался под угрозой, он был готов уничтожить исторический проект национальной важности, чтобы защитить монархию. Как автор У. Ш. Гилберт написал в «Пиратах Пензанса»:
Мы покоримся кротко и без гнева,
Хоть мы грешны, мы любим королеву.
(пер. Георгия Бена)
Этот эпизод был не просто сокрытием британского правительства. В этих усилиях их поддерживал самый влиятельный человек Америки, Дуайт Эйзенхауэр, и как президент, и как Верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами Европы. Его мнение могло вызывать недовольство его генералов, историков и госслужащих – они также были незаконными – но именно так королевскую власть видели по обе стороны Атлантики. Королевская семья, даже королевский изгой, рассматривалась как частный случай. В те безмятежные дни проступки голливудских звезд и сотрудников Белого дома никогда не появлялись в популярных печатных изданиях.
