Наверное, Алена могла бы обнимать меня часами, но я вдруг вспомнила, зачем мы, собственно, сюда приехали.
– Мой поезд! – воскликнула я и выпрямилась. Утерла слезы так яростно, что поцарапала щеку, и выругалась. Взгляд я не поднимала – посмотреть Алене в глаза было выше моих сил.
Супер. Теперь я зареванная побегу через вокзал. Всю жизнь об этом мечтала. Я шмыгнула носом.
– Держи, – сказала Алена, протягивая мне носовой платочек, который достала из сумки.
– Спасибо, – пробормотала я и высморкалась.
– Эмили, – глухо сказала она, – показывать свои чувства – удел сильных, а не слабых.
Да неужели? И почему это всегда так больно?
Я не ответила, ограничившись кивком. Алена положила руку мне на плечо и подмигнула.
– Можно еще платочек? – попросила я.
– Разумеется. – Она сунула мне в руку всю пачку.
Я вытерла остатки слез и попыталась привести лицо в порядок.
– Когда отходит твой поезд? – спросила Алена.
Я бросила взгляд на часы на приборной доске.
– Через восемь минут.
– Что-о? И мы все еще здесь?
С этими словами она распахнула дверь и выскочила из машины. Когда я выбралась наружу, она уже стояла у раскрытого багажника и пыталась вытащить мой здоровенный баул. Я схватила с заднего сиденья маленькую сумочку для денег и документов, перекинула ремешок через плечо и подскочила к Алене. Мы взялись за ручки баула с двух сторон и подняли его. Я еще раз вытерла заплаканное лицо, и мы поспешили к вокзалу.
Начался лихорадочный поиск нужной платформы. Наконец отыскав ее, мы побежали по ступенькам на перрон, у которого уже стоял мой поезд. Я запрыгнула внутрь, Алена передала мне баул и мы еще раз обнялись на прощание.
– Я буду по тебе скучать, Эмили.
– И я по тебе.
– Обещай мне, что будешь вести себя хорошо.
– Обещаю, – ответила я. – И ты тоже.
Алена кивнула, а поезд уже пыхтел так, словно собирался вот-вот отправляться. Раздался пронзительный свисток проводника. Я повернулась к Алене спиной, чтобы подняться на последнюю ступеньку и скрыться в вагоне, но она схватила меня за руку.
– Подожди! – воскликнула она и полезла в свою сумку. Вынула толстый конверт и сунула мне в руки. Строго посмотрев мне прямо в глаза, она с силой сжала мое запястье.
– Эмили, я не имею ни малейшего понятия, что между вами произошло – но что бы Элиас ни натворил, поверь, он об этом глубоко сожалеет.
Я вытаращила глаза. Откуда она знает, что он что-то натворил?..
– Чутье, – с улыбкой промолвила она.
Глядя на нас, проводник свистнул во второй раз. Алена выпустила мою руку, я поднялась в вагон. Двери закрылись, через мутное стекло я видела, как Алена машет мне с платформы. В полной растерянности я подняла руку и помахала в ответ. Поезд тронулся. «Эмили, я не имею ни малейшего понятия, что между вами произошло – но что бы Элиас ни натворил, поверь, он об этом глубоко сожалеет».
Ее слова не шли у меня из головы. Только когда перрон уже пропал из глаз, мой взгляд упал на белый конверт, который я держала в руке. В подобных конвертах выдают отпечатанные фотографии.
– Разрешите пройти, – сказала за моей спиной молодая женщина.
– Да, конечно. – Я подхватила свой баул, который перегораживал проход из тамбура в вагон, и вслед за женщиной стала протискиваться между рядами сидений. Перед первым же свободным местом, которое мне попалось, я остановилась и стала запихивать баул на полку над сиденьем, причем за мной наблюдали по меньшей мере десятеро мужчин, которые не очень-то спешили прийти на помощь. Иногда кажется, что эмансипация – не такое уж и благо.
Наконец я уселась, шмыгнула носом и некоторое время смотрела в окно, погрузившись в свои мысли. Вот я и возвращаюсь в Берлин… Я вспоминала мою комнату, Еву и университет. Я знала там каждую мелочь, помнила, где какая стоит лампа и в каком углу лежат мои книжки. И все же мне казалось, что я там чужая.
Через полчаса я достала из сумочки MP3-плеер. В наушниках запел Вилле Вало и его группа HIM. Я вздохнула. На Вилле Вало всегда можно положиться. Стоит послушать его песни – и понимаешь, что по крайней мере у одного человека в этом мире депресняк похлеще, чем у тебя.
Заиграла вторая песня. «Девять преступлений» Дэмьена Райса. Я откинулась назад, закрыла глаза и поплыла по волнам музыки. Только когда поезд, проходя поворот, слегка затрясся, я вновь открыла их. Мой взгляд упал на конверт, лежавший у меня на коленях. Нетрудно догадаться, что за фотографии внутри. Я долго смотрела на него. Потом снова взглянула в окно. Но краем глаза все равно видела конверт – словно пятно на радужной оболочке. Еще несколько сотен метров – и я все же взяла его в руки.
Вытряхнув стопку снимков, я разложила их на коленях. На первом же фото – мое собственное лицо. Я сидела в столовой и невидящим взглядом смотрела в пространство. Очевидно, я даже не заметила, что меня фотографируют. Интересно, я весь вечер просидела с таким унылым и отсутствующим видом? Неудивительно, что Алена заподозрила неладное.
Я вгляделась в фотографию и обнаружила, что позади меня, чуть в стороне подпирает стену Элиас. Сердце забилось быстрее. Смогу ли я когда-нибудь увидеть его – и не испытать прилива любви?
Его взгляд был устремлен на меня, на мою спину, и выражал нечто такое, от чего у меня потеплело на душе. Под его глазами залегли тени, которых я не заметила в те мимолетные мгновения рождественского вечера, когда отваживалась посмотреть ему в лицо. В уголках глаз собрались маленькие морщинки – а ведь у него всегда была такая гладкая кожа… Казалось, он ужасно устал – не меньше, чем устала я за последние два месяца.
Я стала дальше перебирать фотографии. Вот и мы с мамой. Я недолго разглядывала свою фальшивую улыбку – и принялась искать Элиаса. К сожалению, он оказался с краю, я едва его нашла.
Затем – целая серия фотографий, на которых были запечатлены Инго, мой отец, Себастьян и Алекс. Я быстро перебрала их и остановилась, только когда заметила себя и Элиаса. На груди у меня сидела малышка Лигейя. То самое фото по случаю «крестин», как выразилась Алена. Я отлично помнила, каково мне было оказаться так близко от Элиаса. Судя по выражению его лица, ему тоже пришлось нелегко. Он улыбался, но в глазах его улыбки не было.
Дальше – раздача подарков. Алекс, моя мать, Инго, Алена – на каждом фото сияющее от радости лицо. Только радость Элиаса, который то тут, то там попадал в кадр, казалась приглушенной. Казалось, он погружен в свои мысли.
Наконец я дошла до фотографии, на которой Алене хотелось собрать всех своих четверых детей. Алекс и Себастьян сидят в середине, по бокам – Братья Блюз. Я невольно усмехнулась – точно так же, как на фото. Это был единственный снимок, на котором и я, и Элиас улыбались искренне.
