Я почувствовала, что кто-то надавил на палец, и взглянула на Себастьяна. Он зажал порез салфеткой.
– По-моему, все не так страшно, как кажется, – сказал он. – Но кровь идет сильно.
– Зачем… В смысле… почему? – проговорила я, запинаясь.
Себастьян поднял взгляд и нахмурился. До него не сразу дошло, что я не о пальце.
– Ты всерьез спрашиваешь, почему? – Он говорил таким тоном, словно причина была очевидна. Увы, в ответ я могла только пожать плечами. – Из-за тебя, Эмили.
Что за чушь?
– Из-за меня?
– Естественно, из-за кого же еще?
Я ничего не понимала. Я-то тут при чем?
– Элиас хочет уехать из-за меня? – переспросила я, желая убедиться, что не ослышалась.
– Ну да. Это просто бегство.
– Но… но как же так? – Я нащупала барную стойку и привалилась к ней бедром. Голова шла кругом.
Себастьян посмотрел на меня так, будто я прилетела с далекой звезды. Но стоило ему открыть рот, как за его спиной вырос Николас.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Ничего особенного, я порезалась.
Кого сейчас интересует этот дурацкий палец?
– Как, опять? – Николас усмехнулся. – Сильно?
Я покачала головой.
– И то хорошо. А что посетитель делает за стойкой? – Николас перевел взгляд на Себастьяна.
– Ах да, вы же не знакомы. Себастьян, это пенис… ой… Николас! – Я хлопнула себя по лбу и сморщилась.
– Пенис, Николас – как бы там ни было, рад познакомиться. Я друг Эмили, – сказал Себастьян. – У вас случаем не найдется бинта?
Пенис кивнул.
– С тех пор как Эмили у нас работает, пришлось завести целую аптечку. Секунду, сейчас принесу что-нибудь. – Он опять скрылся на кухне и вскоре вернулся с большим пластырем.
– Спасибо, – сказала я и отложила салфетку, которой был замотан палец. Кровь вроде бы унялась. Я заклеила порез.
– Николас, сделай одолжение, подмени меня ненадолго. Мне что-то нехорошо. Хочу присесть.
– Не вопрос, – ответил он. – Ты и правда очень бледная.
– Спасибо, – отозвалась я и, взяв тряпку, вытерла капли крови с пола. Доску я помыла под горячей водой, отнесла на кухню и положила к грязной посуде, а сама вернулась в зал и направилась к одному из самых дальних столиков. Себастьян, не дожидаясь приглашения, последовал за мной. Мы сели друг напротив друга, и я откинулась на спинку стула. Ну вот, теперь я готова выслушать все, что он хочет мне сказать.
– Элиас в последнее время замкнулся в себе, – заговорил Себастьян, глядя на свои сцепленные руки. – Он пытался сам разобраться со всем этим дерьмом. Некоторое время я мирился с его самокопанием, хотя и не считал, что это правильно. Но, по-моему, дело зашло слишком далеко. Я давно опасался, что все кончится плохо. И оказался прав.
– Что ты хочешь сказать? Что случилось? – заволновалась я.
– Недели полторы назад я зашел к нему без предупреждения. На столе лежали письма из разных университетов. Он куда только не разослал документы. В Мюнхен, Франкфурт, Гейдельберг, Кельн, Гамбург, Амстердам, Вену, Лондон – во все мыслимые и немыслимые места.
Себастьян сделал глоток колы, которую принес из бара, и поставил стакан обратно на стол.
– Я поинтересовался у Элиаса, когда он намеревался сообщить обо всем нам с Алекс. Или в один прекрасный день мы бы просто обнаружили, что его комната пуста?
Элиаса мой вопрос совсем не обрадовал. Он заявил, что вовсе не собирался исчезать по-тихому, а просто не хотел баламутить нас, пока его планы не определятся на сто процентов. Я подавил возмущение и попытался убедить его, что бегство – не решение проблемы. Но он, как всегда, ушел от ответа, и разговора не получилось.
Что он подразумевает под «решением проблемы»?
– Алекс еще ничего не знает, – продолжал Себастьян. – Хотя я уже неоднократно порывался ей рассказать. Боюсь только, что она сразу накинется на Элиаса и испортит все окончательно. Она терпеть не может, когда от нее что-то скрывают.
– Так, значит, пока еще не известно, уедет он или нет? – на автомате уточнила я.
– Увы, – отозвался Себастьян и тяжело вздохнул, – теперь уже известно.
– Что значит «теперь»?
– После Рождества он решился. Я сам узнал только вчера. И судя по всему, решение непоколебимое. Он уже подыскивает квартиру в Гамбурге.
Гамбург – это триста километров от Берлина. Я почувствовала, что мне нехорошо.
После Рождества он решился…
Я вспомнила наш разговор под дверью ванной. Неужели тут есть какая-то связь? Но откуда бы ей взяться? Я не уверена даже в том, что есть какая-то связь между его переездом и мной.
– Себастьян, зачем ты мне все это рассказываешь? Я не понимаю…
– Эмили, – сказал он и посмотрел мне прямо глаза, – я рассказываю тебе все это не только потому, что не хочу терять лучшего друга. Я рассказываю тебе все это еще и потому, что хочу положить конец этой бессмысленной драме! Мы с тобой не так давно знакомы, я понимаю. Но я всегда чувствовал, что Элиас тебе нравится. Интуитивно или еще как, черт его знает. Но это невозможно не заметить. И когда вы встретились на Рождество, было совершенно ясно, что ты по-прежнему к нему неравнодушна. – Себастьян сжал мою руку. – Так скажи же, Эмили, ты что, вечно собираешься дуться на него из-за этих писем? Поверь, он правда хотел тебе во всем признаться, только не знал – и я не мог помочь ему советом, – когда и как это лучше сделать. И…
Я отдернула руку.
– Ты знал о письмах?
Глаза Себастьяна округлились.
Непостижимо. Хватит с меня и того, что один человек меня обманывал. Но их, оказывается, уже двое – это удар ниже пояса.
Себастьян застонал и закатил глаза, а потом тихо сказал:
– Да. Он рассказал мне после кемпинга.
Значит, после той поездки. Почему же он меня не предупредил? Но чем дольше я смотрела на Себастьяна, тем яснее мне становилось, что упрекать его не стоит.
– Ладно, проехали, – глухо сказала я. – Ты его лучший друг. Конечно, ты не мог его выдать. Просто никогда бы не подумала, что ты покрываешь подобные пакости.
– Что значит «покрываю»? – вскинулся он и свел брови. – Эмили, если бы Элиас просто развлекался за твой счет, я бы ни секунды не колебался и сразу бы рассказал тебе. Дружба дружбой, но есть вещи недопустимые. – Себастьян потер предплечье. – Он должен был признаться раньше, я не спорю. Но он просто не решался. Боялся все испортить. А затем произошло то, что неминуемо должно было произойти: ты все узнала, причем при самых скверных обстоятельствах.
Мне вспомнилось, как я стояла под дверью и услышала обрывки разговора Элиаса и Алекс.
