Элиас посмотрел на меня – и в бирюзе его глаз не было ни капли фальши. Лишь обезоруживающая искренность. Я уставилась на одеяло, но было поздно. Его взгляд запечатлелся на моей радужной оболочке. Я слышала, как он глубоко вздохнул, а затем продолжил с того места, где остановился:
– Влюбиться в девчонку, которую не принимают твои друзья, – это одно дело. Но чтобы она тебя продинамила и предпочла какого-то молокососа – это уже совсем другое. Ты не только уязвила мою гордость и разбила мне сердце – ты превратила меня в посмешище для моих друзей. Ты всегда казалась мне едва ли не совершенством, – продолжал Элиас. – Чистая душой, неиспорченная девочка. Такого я от тебя не ожидал. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мне, идиоту, стоило прислушаться к своему чутью. Но увы – я просто подумал, что в словах Кевина, пожалуй, есть доля правды. И я решил, что он был прав, а я в тебе обманулся. День для меня был адский. Больше всего мне хотелось развернуться и убежать домой. Но я не собирался оказывать тебе такую услугу. Словно в тумане и в бреду, я шел по школе и думал только о том, как бы не столкнуться с тобой. И когда на второй перемене ты внезапно сама подошла ко мне… – Элиас вздохнул. – По взгляду Кевина я понял, кто стоит у меня за спиной. И в тот момент… я… я хотел спасти то, что еще можно было спасти. – В его глазах мелькнуло отчаяние – не сегодняшнее, а то, давнишнее. – Когда я обернулся и увидел тебя, что мне оставалось делать? – продолжал он. – Допустить, чтобы ты еще больше унизила меня перед друзьями и отшила меня у всех на глазах? – Элиас не ждал ответа. – В тот момент я видел один-единственный выход: нанести упреждающий удар. И я это сделал. Теперь я понимаю, какую огромную ошибку совершил. Эмили, я так жалею об этом.
В последней фразе не было никакой нужды – сожаление читалось на его лице. Слушая его откровенный рассказ, я все больше понимала его тогдашнее поведение. Ведь в ту пору Элиас был не взрослым мужчиной, а всего-навсего обиженным подростком. И пытался вынуть голову из петли, как умел.
– Не надо казниться, Элиас, – сказала я. – Мне тогда пришлось нелегко, но, как я теперь знаю, тебе было не легче. Все пошло наперекосяк из-за одного недоразумения. Не было бы того недоразумения, ты не причинил бы мне столько боли.
– Ты прощаешь меня? – спросил он.
– Да, прощаю.
Слова сами сорвались с губ, и в глубине души я чувствовала, что сказала правду. Я простила его. Все это осталось в прошлом, и на мгновение я ощутила облегчение.
Но эйфория длилась недолго. Мне вспомнились его недавние прегрешения – нет, тут еще есть что прощать. Ибо все, что Элиас рассказал, не объясняло, почему он писал мне трогательные письма от чужого имени.
В голове у меня роились тысячи вопросов, которые мне хотелось задать прямо сейчас. Но я сдерживала себя. Должна же быть причина, по которой Элиас вспомнил эту старую историю – даже если пока связь мне непонятна.
«Ты всегда казалась мне едва ли не совершенством». Эта фраза бесконечным эхом отдавалась в моей голове. Неужели он правда испытывал подобные чувства? Ко мне? Но ведь я очень далека от совершенства. Так же далека, как и все люди. Но возможно, он видел меня такой же, каким я видела его – несмотря на все его ошибки?
– Я продолжу? – спросил Элиас.
– Да, конечно, – ответила я и еще плотнее закутала ноги в одеяло.
– Я хотел возненавидеть тебя за все мои страдания, но не мог. Первые недели я был совершенно разбит, горевал и тосковал. – Невидящий взгляд Элиаса был устремлен на подсолнух, стоящий на тумбочке. – Через месяц после происшествия в школьном дворе Кевин уговорил меня пойти с ним и другими парнями в клуб. Я решил напиться. Чтобы хоть на один вечер забыть обо всем. Мне это удалось. Я надрался до беспамятства. А утром проснулся в постели с обнаженной женщиной. Она была старше меня, ей было, наверное, лет двадцать пять. Я не помню ни ее имени, ни того, что между нами произошло. В то утро я поклялся больше никогда столько не пить. И с того утра возненавидел тебя.
Я ни слова не смогла произнести.
– Я считал, что это ты во всем виновата, – сказал Элиас. – Что ты превратила меня в жалкую тряпку – а был я в то время именно тряпкой. – Он бросил на меня настороженный взгляд.
Даже если ненависть, о которой он говорил, за долгие годы выдохлась, я не сомневалась, что когда-то она действительно бурлила в его душе. Каково это, проснуться в постели с незнакомым человеком и даже не помнить, как ты здесь очутился?
Господи, а я-то думала, что это мой первый опыт с Зёреном Нордманном неудачный… Да я радоваться должна уже тому, что помню, как это было! Зёрен трясся, как больной, и, воняя чесноком, пыхтел мне в лицо, будто собирался вот-вот отдать концы… Меня передернуло.
– Все в порядке? – встревоженно спросил Элиас, глядя на меня.
– Д-да, – пробормотала я. Перед моим внутренним взором еще стояла та неприятная сцена. – Знаешь, я бы многое отдала, чтобы тоже ничего не помнить о моем первом разе.
Элиас слегка улыбнулся и посмотрел на меня с сочувствием. Подумать только, если бы мой первый раз был с ним… Я шмыгнула носом. От таких мыслей впору удавиться.
Какой бы щекотливой ни была ситуация, я вдруг ощутила странное родство с Элиасом. Словно ничего плохого между нами не произошло, словно еще вчера мы вместе валялись на этой кровати. Удивительный миг…
– Ну вот, как я только что узнал, бывают вещи и похуже, чем не помнить свой первый раз, – тихо проговорил Элиас. – Ненависть к тебе вроде бы принесла мне облегчение, но в то же время ничего не изменилось. Встречаться с тобой по-прежнему было настоящей мукой. Прошло несколько недель, и в школе вывесили информацию о программах учебного обмена. Кевин всегда считал Нойштадт дырой и тут же загорелся идеей уехать. И чем больше я об этом думал, тем яснее понимал, что лучше выхода мне не найти. Я мог все начать с чистого листа и наконец зажить нормальной жизнью вдали от тебя. Алене не очень понравилась эта идея, а отцу – наоборот. Он считает, что образование – важнее всего, и он сумел убедить мою мать. Как ты знаешь, – продолжал Элиас, – я отправился в Лондон. И хотя мне далеко не сразу удалось от тебя освободиться, через довольно продолжительное время это все-таки случилось. – Он почесал шею. – Ну, по крайней мере мне так казалось.
Я хотела уточнить, что это значит, но Элиас продолжал:
– Первые месяцы в Англии я сосредоточился на учебе и не хотел думать ни о девушках, ни о вечеринках. Кевин, наоборот, все время где-то шаталсяи чуть ли не каждые два дня притаскивал новую девицу. Он никак не мог взять в толк, что мне все это не нужно, и каждый раз уговаривал меня пойти с ним. Наконец я поддался и стал время от времени заглядывать на вечеринки. Раз пять или шесть дело кончалось в постелях чужих женщин. В подобном образе жизни была какая-то соблазнительная простота, и неожиданно я стал понимать Кевина лучше, чем мне самому хотелось. Нравились женщины, – продолжал Элиас. – Мне нравилось, как они выглядят, как двигаются, как пахнут, какие они мягкие, какая у них нежная кожа. – Он пожал плечами. – В общем, мне все в них нравилось. И я наслаждался ими, не подвергаясь опасности снова влюбиться. Через год я познакомился с Эми – моей первой настоящей девушкой, – продолжал он. – Она ходила в ту же школу, что и мы, и однажды Кевин к ней подкатил. У Эми были длинные светло-рыжие волосы, вздернутый носик, миленькое личико, и она говорила на самом изысканном, самом напыщенном оксфордском английском, какой я когда-либо слышал. Она была совершенно на тебя не похожа. Единственное, что мне напоминало в ней тебя, – это невинность и хрупкость, которую она излучала. Эми была не из тех девушек, которым нужны отношения на одну ночь. И я даже не пытался затащить ее в постель. Мы встречались несколько недель, и я заметил, что начал испытывать к ней какие-то чувства. Не такие сильные, как к тебе, и тем не менее я все-таки здорово втрескался. Однако держал это в тайне. Через два месяца она первая призналась мне в любви. Тогда я встал перед непростым выбором. Меньше всего мне хотелось снова пережить то, что я пережил из-за тебя. Я боролся с собой. Но благодаря заботе Эми я в конце концов пересилил свои страхи и решил попробовать. Первые месяцы я даже думал, что это было абсолютно верное решение. Постепенно я стал доверять ей, – продолжал он, – и некоторое время был по-настоящему счастлив. Раньше мне не доводилось спать с женщиной, к которой я питаю какие-то чувства. Это не сравнить с отношениями на одну ночь – как бы эта одна ночь ни была хороша. Совершенно разные ощущения. Мы с Эми даже строили общие планы: вот окончим школу, снимем квартирку в Лондоне, станем жить вместе. В то время я и помыслить не мог о том, чтобы расстаться с ней и вернуться в Германию. Что было дальше, ты уже знаешь… – Элиас вздохнул. – Восемь месяцев длился наш роман, а потом я обнаружил, что Эми – уже вторая женщина, в которой я ошибся. В один миг я потерял не только любовь, но и лучшего друга. Сказать, что это выбило у меня почву из-под ног, – ничего не сказать. Эмили, я знаю, – он нерешительно взглянул на меня, – в этих глупых письмах я рассказывал, что был по-настоящему влюблен дважды. Однако это не совсем правда. Я испытывал к Эми сильные чувства, но никогда не любил ее так, как тебя. Я написал тебе так, потому что… потому что… – Он запнулся и развел руками. – Я не знал: а вдруг однажды выяснится, что я и есть Лука? Исключать этого я не мог, такая возможность существовала. И ты ни в коем случае не должна была узнать, как много ты для меня значила и какую боль мне причинила.
