У меня за душой накопилась масса вопросов, но один беспокоил сильнее других.
– Может, сходим куда-нибудь?
Странно, но при всей своей агрессивности она неожиданно смутилась. Причем настолько, что я уже стал мысленно предвкушать отказ.
Но мне повезло.
– Что вы имеете в виду? – спросила девушка.
Этот вопрос с подкавыкой был чем-то схож с осторожной поступью по минному полю. Да и как можно вести себя иначе менее чем через час после знакомства? Или же все потому, что мы всего лишь дети.
Ведь кем бы мы ни были, кем бы себя не воображали, мы все равно остаемся детьми. И именно эти пугливые и добродушные существа в трудные минуты и секунды отчаяния всем сердцем желают, чтобы их нежно и трепетно прижали к груди. Хотят, чтобы их слушали, понимали, любили. Наверное, это единственное, что нам по-настоящему необходимо. Вот мы и требуем любви к детям, эдакой педофилии.
Так что я не стал думать над пережевыванием слов и просто сказал:
– Сегодня в девять. Встретимся у «Звезды».
Она улыбнулась и перед тем как проститься пояснила:
– Ваш кабинет наверху. Найдете сами?
– Несомненно.
– Тогда до встречи.
– До встречи.
Провожая ее взглядом, я внезапно позабыл про всю чертову науку и все немыслимые аферы, в которые мне удосужилось влезть. Даже когда она исчезла из поля зрения, остаточный след какого-то нового чувства продолжал тлеть в моем сердце. Так было до тех пор, пока к семи часам не прибыл Толик.
Он был больше чем пьян и еле держался на ногах. В помещение его затащили двое охранников в не менее подпитом состоянии. При этом все трое держались в обнимку и бормотали нараспев:
– В греческом зале, в греческом зале….
По правде сказать, я не знал, что делать в таком случае. Но к счастью на помощь пришли люди в белых халатах. Без особых церемоний они разделили дружный тандем, пинками выпроводили охранников на улицу, потом взяли Толика за шкирку, затащили в подсобку и сунули под струю холодной воды.
– Ой… че… ой…, – завопил новоявленный пропойца, но вмиг протрезвел.
И когда его вернули из подсобки, он смотрел на мир другими глазами.
– Что произошло? – спросил Толик, ощущая, как с его слипшихся волос стекает влага, струится по лицу и дальше.
Я мигом отыскал в туалете полотенце и бросил ему. Он благодарно принял подачку и стал утираться. В это время люди в белых халатах стояли у него за спиной.
– Как голова? – как только мой приятель стал менее влажным, появилась возможность осыпать его вопросами.
Толик потер руками виски и с безвольно-отрешенным взглядом посмотрел на меня:
– Хреново.
Впрочем, это было и так очевидно. Я должен был ему помочь, поймав правильную мысль, но меня опередили, и человек в белом халате протянул Толику необходимый стакан воды и горсть таблеток. Больной без промедления принял лекарства, и попытался было вернуться в состояние безликой отрешенности, но тут же последовал пробуждающий фактор:
– Вы готовы?
Толик с вялой медлительностью оглянулся на человека в белом халате и попытался прояснить свою обескураженность:
– Готов к чему?
Ответ оказался совершенно логичен.
– К работе.
Но эта логика никак не устраивала моего друга.
– К работе?
– Так точно. У нас сегодня по плану….
Не дослушав своих обязанностей, Толик схватился за голову и просопел:
– О, Боже, – после чего поинтересовался, – Можно мне присесть? – и когда человек в белом халате утвердительно кивнул, плюхнулся на ближайший стул.
Вид у него был очень удручающий, но причиной тому являлось не недавнее бурное веселье, которое полностью выветрилось с водными процедурами, а неотвратимость грядущего.
– У меня есть пять минут? – спросил он после недолгих раздумий.
Молчание белохалатчиков означало согласие.
– Тогда принесите мне чаю.
Чай был подан практически сразу. И пока Толик пытался пить зеленовато-коричневую жидкость, я постарался выстроить диалог.
– Значит, хорошо провел время?
Толик посмотрел на меня исподлобья, воспринимая фразу как стеб.
– Как видишь. А ты?
– Ну, немного поболтали с Петрульдиусом, а потом он познакомил меня со своим главным менеджером.
Мозг Толика еще не совсем восстановился после алкоголя, и потому он весьма долго искал нужное в потайных закромах.
– Фельдман что ли?
При упоминании этого имени мое сердце забилось чаще.
– И как она тебе?
Толик сделал последний глоток, поставил чашку, куда пришлось, и высказал нечто необдуманное:
– Да никак.
В ответ на такие слова, по мне пробежалась вспышка гнева.
– Что?! – озадачился Толик, увидев как мое лицо пошло пятнами.
– Ничего.
Но было слишком поздно для конспирации, тем более что мой приятель уже ржал напропалую:
– Да ты гонишь… ты…
– Да пошел ты, – сказал я, озлобившись на его чувственную небрежность.
Мои спасением от дальнейшего позора порицаний стали люди в белых халатах, которые вернулись в условленное время.
– Вы готовы?
– Готов, готов, – сказал Толик и с беззвучным скрипом костей поднялся со стула.
– Геннадий Петрович, ваше присутствие также желательно, – сказали мне.
– Как скажите, – ответил я.
Таким образом, после достижения творческого взаимопонимания мы все скопом направились в подвал, где и располагалось наше детище – подпольная лаборатория.
Спуск освещала одна-единственная тусклая лампочка, одетая в металлический плафон на манер китайского крестьянства. И потому спускаться приходилось осторожно, следя за тем, что твориться под ногой. Но как только это действо осталось позади, и мы вошли в огромное помещение, заставленное разнообразной аппаратурой, все смогли вздохнуть с облегчением.
– Добро пожаловать! – возвестил Толик.
Я оглядел предложенное эльдорадо и изумился.
– Для чего все это?
Но Толик вдарил мне по плечу, дабы я вернулся к реальности, и сказал:
– Не парься! Вся эта дребедень собрана здесь исключительно ради показухи.
– То есть? – спросил я, оказавшись в непонятках.
– Вся эта байда исключительно для проверяющих комиссий. Ни ты, ни я, ни кто другой не станет работать с этими абракадабрами. Просто Петрульдиус поскреб по сусекам и насобирал много-много ненужного хлама. Здесь даже есть счетчики радиоактивных изотопов. А они нам нужны, как козе баян.
