– Это вы о ком? – спросил он.
– О моем чертовом адвокате.
Получилось вполне логично и убедительно, хоть и зародилось спонтанно. Правда ситуация в целом теперь не позволяла отделаться от курьеза одной немногословной репликой. Здесь требовались большие детальные разъяснения.
И я поспешил их предоставить.
– Вы же его тоже ненавидите?
От моего вопроса хитрый азиатский прищур весомо углубился. Потом была короткая пауза в диалоге, предназначенная специально для тех, кто очень хочет собраться с мыслями. И только затем мне сказали в ответ:
– Но он не мой адвокат, а ваш.
«И снова не в бровь, а в глаз».
Глава среднеазиатской диаспоры города Твери в очередной раз дальновидно всматривался в корень имевшейся проблемы.
Во всяком случае, пытался. Только пытался, потому как не имел возможности делать нечто более полноценное, ведь до сих пор так и не узнал, что же на самом деле происходит в границах отвратительно обустроенной квартирки, некогда сооруженной на самой чертовой окраине Твери.
«А может ему все же лучше продолжать находится в неведении? Может всем проще продолжать находиться в неведении?»
Ох уж этот мой неистово назойливый внутренний голос. От него всегда было так сложно отделаться и совсем невозможно избавиться. Правда можно было все равно делать по-своему и наслаждаться жизнью как заблагорассудится.
«Хороший план».
«Отличный план»
Я знал, что он как обычно меня не поддержит.
«Ну и пусть! Ну и черт с тобой!»
Мне очень хотелось злобно кричать в ответ самому себе.
Но еще больше мне хотелось вернуть свою жизнь, вернуть все то, что у меня отняли, снова обрести то, что было утеряно.
И было определенно плевать на назначенную за это цену. Да и вообще временами мне желалось гораздо большего, чем у меня когда-то было. Но я всегда был реалистом и умел себя разумно ограничивать.
«Не забывай о диалоге…».
– Так может вам стоит быть более вежливым со своим кавказским адвокатом. Вижу ему и так основательно досталось…
– Нет!
– Нет?
На этот раз меня не остановил хитрый азиатский прищур, на этот раз я решил быть окончательно откровенным и прямолинейным.
– Он не справился со своей работой. И боюсь, что мне придется его уволить…
– Так резко?
– В некоторых вещах проявляется твердость характера.
По возникшему на тот момент выражению лица азиата можно было догадаться, что своей разговорной позицией я уже заработал несколько дополнительных баллов. Впрочем, я не собирался останавливаться на достигнутом.
– Не сомневаюсь, вам известна некая Татьяна Каренина…
«Черт!»
Если прежде Фарида Асламборавича и проявлял некоторую эмоциональность, то в этот раз ни один мускул не посмел сдвинуться с места, хитрый азиатский прищур застыл в своей перманентности – это было то, что я увидел. А мне так хотелось очередной взрывной реакции. Я стремился к ней, хотел вытащить из раскосого толстяка с громадной лысиной его неискоренимо хлипкую человеческую сущность, ну а потом вдоволь наиграться со всеми ее многочисленными слабостями…
«Зачем?»
«Да просто так. Забавы ради!»
«Или же ради того, чтобы вновь закрепить свое положение в этой Вселенной?»
«Как-то так… Не буду спорить».
«Но твой новый знакомый, глава среднеазиатской диаспоры города Твери очень хочет с тобой поспорить. Ему не нравишься ты и твои сомнительные закидоны».
«Да ну?..»
Внутренний голос не ошибся.
– Не понимаю о чем вы, – ответил мне чертов азиат.
Однако я не вчера родился, так что заранее позаботился обо всех возможных вариантах развития событий.
– О том, как одна пьяная вдрызг дамочка стояла на коленях и при свете фонарей, освещающих ночную Трешку (Трехсвятскую улицу) сосала ваш член…
Вот блин, я сам от себя не ожидал такой вот откровенности. А я еще и продолжал…
– … фотки есть в интернете. Там их много. Там их очень много…
Я наслаждался. Сейчас – своей грандиозной речью, а ранее – очень пикантными картинками в интернете. Как оказалось, за десять лет интернет значительно вырос и преобразился. Это тогда все было сложно и приходилось ограничиваться крохотными возможностями, ждать час, а то и намного больше, чтобы наконец-то скачать какой-нибудь медиа-файл, причем исключительно из популярных.
О раритетах мечтать не приходилось. А вот сейчас – совсем другое дело. Теперь все стало по-настоящему круто. Да так, что я даже начал понемногу жалеть о том, что сам себе устроил информационную блокаду. Наверное, это было не вполне разумно. Или же слишком аскетично? Ведь разные пикантные фото даже при беглом просмотре очень быстро вызвали у меня эрекцию. И мне это очень понравилось…
– Она сосет у вас, потом вы поднимаете ее с колен, нагибаете рачком, стягиваете трусики своими короткими толстыми пальцами, жадно хватаете ее за ягодицы, она держится ладошками за фонарный столб, вы суете ей в зад свой маленький уродливый член и очень быстро кончаете… Интересно, ваша жена видела эти фото? Она же не могла их не видеть, ведь их так много и они практически везде…Я продолжал наслаждаться. Момент был упоительным. Я снова чувствовал себя богом. Прям-таки точь-точь как много лет назад. Но теперь все стало намного лучше. Здесь и сейчас я оценивался как гораздо умнее и несоизмеримо изворотливее. И в этом был мой колоссальный плюс. Однако раскосого толстяка с громадной лысиной я все еще не мог вывести из странного душевного равновесия, характеризуемого странным хитрым азиатским прищуром. И что-то в этом было не так…
«Может быть он дурак? Или стоический властелин?» – предположил мой внутренний голос.
Но долго думать не пришлось ни мне, ни моему альтерэго. Толстяк смотрел, смотрел, смотрел…, а потом взял и выдал:
– Ребята, пристрелите этого идиота. Он не сказал мне ничего нового.
Короткое движение кистью левой руки дало нелепую отмашку тем, кто очень ждал своего звездного часа. То есть изрядно перекаченные подручные с большими пистолетами за пазухой наконец-то смогли возрадоваться. И пускай глава среднеазиатской диаспоры города Твери проявил невероятную эмоциональную стойкость, пока я совал ему под нос его грязное белье, их-то мне удалось разозлить не на шутку.
– Готовься к смерти, уродище! – воскликнул тот из четырех амбалов, кто первым успел выхватить свой большой черный пистолет.
– Не так быстро.
Я тоже не собирался терять самообладание. И даже ствол, направленный мне в лицо, не заставил меня запинаться. Мои слова произносились легко, сдержанно и свободно:
