Испуганное старческое лицо с перекошенными челюстям смотрело на меня снизу вверх. Теперь он уже не жевал жвачку. Ему было не до этого. Но лицо все равно оставалось неисправимо перекошенным.
– Что?!.. Что?!..
Старик не находил слов и фраз, нужных ему для исправления ситуации. Действовать он тоже не мог.
Я был моложе его, сильнее, яростнее… Он не мог противостоять моему нападению. Я же в свою очередь не собирался только лишь напасть и тут же убраться восвояси.
Мне нужны были ответы.
И я больше не собирался довольствоваться сказками про Туманные Альбионы.
– Выкладывай! – потребовал я.
Дедушка закряхтел.
– Вы об этом пожалеете…
– Обязательно, – сказал я и, понимая, что решительность в данном случае синоним эффективности, схватил дедушку за грудки, потом подтянул его к себе и чуть-чуть приподнял его со стула.
Послышался треск лопающихся ниток в области подмышек.
Вид дедушки тут же стал по-настоящему испуганным.
И мне показалось, что таких действий уже достаточно, чтобы его разговорить.
– Жду! – угрожающе произнес я.
Но дедушка сопротивлялся…
Еще несколько ниток лопнуло с глухим треском. А слов я так и не услышал. Чудаковатый старик, лишенный вычурной шляпы и вычурных очков всеми силами сопротивлялся моему дознанию. А ещё он пытался поворотом шеи обратить свой просящий взгляд к человеку с холодным взглядом.
«Напрасно!»
– Разве ты не видишь? – спросил я, даже не пытаясь ему помешать, – Он тебе не поможет. Он бы и сам выбил из тебя всю дурь. Но у него другая роль. Он делает всякие вещи чужими руками. Сегодня это я. Вчера был кто-то другой. И лучше тебе ответить, что же вы ребята не поделили?
Дедушка меня прекрасно понимал. Я видел это в глубине его помутневших от старости глаз. Но говорить он все равно не собирался. И тогда мне стало ясно, что есть кое-что, чего он боится гораздо больше, чем скупых побоев от юриста-диссидента.
– Я… Я не…
– Можешь! – убедительно отрезал я, опередив готовящиеся к излиянию мольбы.
Я злился, потому что применяемые мной методы не работали. И все же я частично победил…
«О, как печально!» – думал я в тот же самый момент, – «Всего минутой ранее этот тип был таким гордым и неприступным. И сейчас вся его напыщенная и преувеличенная важность уже не выглядит хотя бы чуточку угрожающей. Теперь он боится… Он боится меня».
Впрочем, меня и самого немного испугали выводы, являющиеся результатами моего обновлённого поведения…
– Нет.
– Нет?!
«Дедушка не хочет вести себя по-человечески», – я расстраивался все больше и больше. А может, и нет…
Возможно, я только и ждал от него противодействия, чтобы потом иметь вполне оправданную мотивацию для зарождения медленно закипающей внутри меня агрессии и её неизбежного последующего прорыва из моего внутреннего мира в мир наружный.
– Хватит!
«Что ещё за черт?» – мелькнуло в моей голове.
В моем мире появился некий новый персонаж. И он возымел наглость приказывать мне, что делать.
«Неожиданно».
– Я сказал: хватит!
О, наглец стоял за моей спиной. И он явно не собирался забирать свои слова обратно.
«Хорошо…».
Мне пришлось медленно и осторожно отпустить дедушку. А потом также медленно и осторожно развернуться.
– Геннадий Чайкенфегель?
– Да…
– Меня зовут профессор Ахолай Лес.
– Замечательно…
Я окинул скрупулезным взором то самое заведение, в которое меня забросила жизнь, и попытался хоть чуточку разобраться, как же на самом деле обстоят мои дела.
“Жизнь прекрасна», – мысленно произнес я.
Прежде, сидя спиной ко всему остальному миру, я был слишком сильно сосредоточен на своём новом начальнике Бриде Нитшезе, на странном чудаковатом дедушке с неизвестным мне именем и на каких-то узконаправленных проблемах, которые были мало кому интересны. Конечно, внезапно появился некий профессор.
Однако все это было не то. Просто очередная тень на плетень и не более. Впрочем, плюс от его появления все же был.
Я наконец-то развернулся лицом к людям, к большому и разнообразному миру, в котором всегда было и есть что-то непознанное, новое и необычное…
– Дамы и господа, сейчас перед вами выступит всеми обожаемая и лучезарная…
Не понимаю почему, но только в этот момент я обнаружил существование в дальнем углу ресторана маленькой эллипсоидной сцены с обивкой из синего бархата. На одном краю этой маленькой сцены стоял рояль, выкрашенный в зелёный неестественный цвет, а на другом пока что присутствовала только пустота.
– Встречайте!..
К залу обращался лысоватый толстячок небольшого роста, одетый в ярко-голубой фрак. Специально для этого объявления он встал из-за занимаемого им столика, расположенного у подножия сцены, вытащил из-за пазухи большой красный микрофон, поправил свободной ладонью остатки волос и начал распевать хвалебные дифирамбы о ком-то, кто вот-вот должен был объявиться на сцене.
– Несравненная Марика!
Свет на сцене резко погас, а потом широкий луч темно-оранжевого света стал медленно перемещаться от конферансье к сцене, на которой пока ещё никто не показался. Тут же и так неяркое освещение в самом ресторане стало тускнеть. Сначала медленно, в такт движению луча темно-оранжевого цвета, а потом все быстрее и быстрее, пока не стало совсем темно. В этой темноте я, прежде не успевший разобраться в чертах внешности неожиданно нарисовавшегося профессора «кислых щей», теперь уже не имел возможности исправиться. Теперь человек, назвавшийся именем Ахолай Лес, воспринимался моим зрением как темный силуэт, загораживающий мне обзор сцены.
«Встал не в тему…».
Мне инстинктивно захотелось подобраться поближе к сцене. Но я не хотел вновь сбегать с деловой встречи. Хотелось выстоять этот бой до конца. Хотя, наверное, зря. Ведь если бы в тот самый миг я захотел бы обернуться и увидеть двух своих чопорных собеседников, то потерпел бы неудачу. Скорее всего, мой взгляд не смог бы вырвать их из плена искусственной ночи. Да, это была всего лишь догадка. Но не пустая. Данное предположение легко отстроить на том обстоятельстве, что чем дальше от сцены расположены разноцветные пятиугольные столики, тем менее различимы занимающие их посетители ресторана.
– Ла-ла-та-ла…
Музыка начала играть переливающимся минорным мотивом. Я решил было, что под покровом темноты на сцене появился музыкант и в состоянии инкогнито начал доносить до зрителей свой репертуар. Но немного погодя луч темно-оранжевого света скользнул по роялю и те кто, смотрел на сцену, зрительно обнаружили самопроизвольно двигающиеся клавиши, а стула и вовсе не было.
