– Тогда зачем вы достали эти билеты?
– Вас увидеть хотел, – чистосердечно признался Кольцов. – Надеялся, что вы не откажетесь…
Юля взяла Кольцова за руку и увела в зал. Места у них были в шестом ряду партера, почти у самого прохода. Когда сели, Юля спросила:
– Вы чем-то взволнованы?
Взволнован? В этом Юля ошиблась. Взволнован он, пожалуй, не был. Но мыслей в голове у него носилось много. Шутка ли, две такие беседы в один день! И оба шефа, словно сговорились, закончили одним и тем же? «Ищите себя!» Почему они вообще заговорили с ним об этом? Для него самого этот вопрос не стоял даже теоретически! Сам-то он нисколько не сомневался ни в правильности своих действий, ни в выбранном им пути. Объяснить все это Юле было не так-то просто. К тому же и сама она была для него сплошной загадкой. Она еще ни разу не отказала ему во встрече. Но что из этого следовало? Только то, что в какой-то степени она чувствовала себя в Москве хозяйкой, а его считала гостем? И потому вела себя по отношению к нему как отзывчивый, гостеприимный человек? Или все же существовало и другое объяснение ее внимательности? Одним словом, Кольцов совершенно не знал, что ей ответить, и лишь глубоко вздохнул.
– Это еще что значит? – удивилась Юля. – Вот уж на вас не похоже!
– Укатали Сивку крутые горки…
– Вон оно что? А вы думали, Ачкасов вызвал вас разыграть партию в преферанс?
– Ничего я не думал.
– А наш разговор в гостях у вашего лейтенанта тоже забыли?
– Помню, что вы были очаровательны.
– Допускаю. Но я не об этом, – строго ответила Юля.
– А я и об этом тоже.
– В таком случае я не припоминаю ситуации, где и чем я могла бы вас утомить.
Кольцов задумался? Что бы ему ответить? Выручила увертюра. Юля, казалось, сразу настроилась на представление и забыла о начавшемся разговоре. А Кольцов возблагодарил судьбу, которая уже не раз и не два была в таких случаях благосклонна к нему.
В первом отделении гости показали две балетные сценки: па-де-де из «Сюиты в белом» и «Умирающий лебедь». Партию лебедя талантливо танцевала Жанетт Кло. Во время антракта Кольцов и Юля из зала не выходили, как, впрочем, и большинство присутствующей на спектакле публики. Разговаривать тоже почти не разговаривали. Только Юля сказала:
– А в Париже я видела эту балерину в роли Эсмеральды. Очень приятная танцовщица. Посмотрим, что покажет Клер Мотт…
О том, что Юля была в Париже, Кольцов не знал, но именно это показалось ему самым интересным из всего, что она сказала.
– Посмотрим, – покорно ответил он.
Во время второго антракта Юля захотела погулять.
Они спустились в вестибюль и встали у открытых дверей. С улицы тянуло сыростью, запахом бензина, доносился шум, лился синий неоновый свет фонарей.
– Чем же вы все-таки так озабочены? – снова начала разговор Юля.
– Конкретно я вам даже не скажу, – признался Кольцов.
– Вот это уже лучше, – похвалила Юля. – Значит, причина серьезная. А то выдумали какие-то горки…
– Простите… Сложно мне, – признался Кольцов и добавил: – С вами. После того, что было…
– А что было? – неожиданно быстро спросила Юля.
– Все было! – твердо сказал Кольцов.
– Ничего не было. И вообще напоминать о таких вещах не очень-то деликатно, – в тон ему ответила Юля.
Кольцов понял, что сказал совсем не то, и со свойственностью открытых людей смутился.
– Не все я и сам понимаю. Не обо всем могу сказать вот в такой обстановке, – признался он.
– Это другое дело, – удовлетворилась таким ответом Юля. – Скажете позднее.
Второй акт Кольцову понравился больше. Великолепно смотрелась сцена на колокольне, световое оформление. И Юля опять была прежней, не чужой, не далекой, а почти близкой. Ее же самой спектакль доставил огромное наслаждение.
Из темноты неба накрапывал мелкий дождь. Они сели в машину. Юля завела мотор.
– Пусть греется! – сказала она и повернулась к Кольцову.
– Жаль, что вы не видели, как у нас поставлена «Эсмеральда». У нас старались взять из романа как можно больше и для декорации, и для сюжета. А что сделал Пети? Он как раз, наоборот, отказался от всего сопутствующего. Оставил только самые главные линии и изгибы. И показал нам простую и сильную историю любви и смерти. Но если уж есть два пути постановки, то, очевидно, возможен и третий! И четвертый! Вам это интересно? – горячо говорила Юля.
– Очень…
– Очень, – повторила Юля. – Не любить балет нельзя. Любите его!
– Я, наверное, вас люблю, Юлия Александровна, – не спуская с нее глаз, сказал Кольцов.
Сказал и сам испугался своих слов. Ему казалось, что Юля непременно сейчас рассердится и скажет в ответ что-нибудь холодное, колючее. Но она не рассердилась, а спросила:
– Что значит «наверное»?
– А то, что я профан не только в балете. Не больше я разбираюсь и в собственных чувствах. Даю вам честное слово, у меня никогда не было даже простых увлечений.
– Простых и не бывает, – заметила Юля.
– Ну, даже мимолетных, даже не предполагающих взаимности. Я не знаю, как их определить…
– И не надо! – очень мягко остановила его Юля. – Хотя это странно. У себя в полку вы производили впечатление более сведущего мужчины.
– Времени у меня на это не хватало. А может, не встречал таких, которые могли бы понравиться. А вы… вы совсем другое дело. Вы где-то тут, – прижал Кольцов руку к сердцу. – Зашли и… остались… Наверное, это и есть любовь.
– А если я оттуда уйду? – серьезно спросила Юля.
– Нет. Не уйдете. Никуда не уйдете! – заверил Кольцов.
– Бывает, что и уходят, – сказала Юля.
– Не выпущу! – поклялся Кольцов.
Юля тронула машину со стоянки.
Когда они выехали из туннеля под проспектом Калинина и свернули возле памятника Гоголю в переулок, Кольцов спросил:
– Что же вы молчите?
В конце переулка Юля повернула налево. Потом направо. И остановилась возле дома Ирины.
– Что же вы молчите? – повторил свой вопрос Кольцов.
– А может, не стоит продолжать этот разговор? – спросила Юля.
Кольцов взял ее руку и прижал к губам. Рука у Юли была мягкая, душистая, сухая и теплая. Он несколько раз поцеловал ее длинные пальцы и сказал:
– Если так, то все ясно. Но я сделал правильно, что открылся. И помните, это надолго. Может, даже на всю жизнь…
– Я же замужем, Сергей Дмитриевич, – сказала Юля.
– Это не имеет никакого значения.
