– Да, – прохрипела старуха, и её правая рука с ножом потянулась к правому запястью жертвы. Сталь начала медленно проникать в кожу, доставляя Юле нестерпимую боль. Старуха не торопилась, мазохически наслаждаясь мученическим выражением лица молодой девушки. Всё сознание Юли было сконцентрировано на её правой ладони, которая полыхала адским огнём. В агонии пленница завертела головой и увидела Максима, с которого вторая бабка стягивала одежду. Она не знала мёртв ли брат или просто лежит без сознания. Крик боли и отчаяния вырвался из неё и, как ветер над полем, эхом разнёсся по всей квартире. Бешеная, нестерпимая, жгучая боль проникала в каждую клеточку, обволакивая своими раскалёнными путами всё тело. Стало трудно дышать. Ладонь горела. Не обращая внимания на крики, старуха поднесла второй нож к левой руке и, приковав её сталью к полу, слезла с обнажённого тела. Её рука медленно заскользила по молодой женской коже и замерла на животе. Помимо нестерпимой боли, Юля ясно ощущала на своем теле руку ведьмы, её сухую старую кожу, которая, как наждачная бумага, своей мозолистой коркой гладила её по животу.
Максим очнулся. Его глаза увидели полностью обнажённое тело сестры, лежащее в огромном начерченном круге. Руки раскинуты в стороны, ладони прибиты к полу ножами. Кровь, стекавшая из ран, медленно расплывалась по кругу. На животе Юли были нарисованы две неровные красные линии, которые, пересекаясь на пупке, образовывали крест. Лысая старуха, сидя сверху, поставила свою ладонь перпендикулярно к животу сестры, и её пальцы встали на упругий живот. Юля почувствовала на своём пупке что-то острое. Это были ногти. Очень медленно старушечья рука начала давить на живот девушки. Наточенные ногти миллиметр за миллиметром проникали в молодую плоть. Втянув в себя живот насколько это было возможно, Юля стремилась хоть на мгновение отдалить то, о чём она даже боялась подумать. Когда первые фаланги пальцев проникли внутрь, Юля сильно напряглась от боли, потянув на себя руки, от чего ладони обожгла новая волна необузданной боли.
– Пожалуйста, прекратите!!! – взвыла она. – За что?!
Очень медленно тело Максима кто-то начал тащить вперёд. Парень увидел, как кукла пупс тянет его за связанные ноги в сторону сестры. К кругу. Максим понимал, что он обнажён. Руки, связанные за спиной, больно ударялись об пол. Он пытался сопротивляться, брыкался ногами, но всё тщетно. Сила, державшая его, была сильнее. Когда Максим оказался в круге, не став медлить, старуха с иссиня-чёрными глазами забралась на свою жертву и, отвернув его голову от сестры на себя, начала поспешно вымазывать пальцы в небольшой деревянной баночке, которую она держала в руках. В нос ударил неприятный терпкий запах. Максим сморщился. Он понимал, надо немедленно что-то предпринять. Резко подняв туловище, парень метнулся вперёд и ударил своей головой голову старухи. От удара бабка завалилась на спину. Не теряя времени, извиваясь, как змея, Максим выполз за пределы круга. Ему нужно было как-то освободить руки.
Увидев, что вторая старуха лежит без сознания, лысая бабка резко вытащила руку из живота Юли и подбежала к подруге. Иссиня-чёрные глаза бездвижно смотрели в сторону всё ещё открытой двери. Под головой неспешно расплывалась вязкая лужица крови. Лысая старуха аккуратно приподняла голову подруги. Под ней показался измазанный кровью железный крюк.
– Тамара, – прохрипела лысая старуха и коснулась плеча подруги, чьи глаза продолжали безмолвно смотреть на дверь. – Тамара, – ещё раз прохрипели старческие губы. – Этого не может быть…
Кукла пупс, бездвижно стоявшая рядом, подняла свои глаза на Максима. Пластиковое лицо не выражало никаких эмоций. Только тускло-красные горизонтальные зрачки куклы, похожие на тлеющие угли костра, разгорались со свирепой злобой. Из пупса донёсся удушливый хрип, и он начал медленно шагать по направлению к Максиму. Парень почувствовал, как волосы на голове становятся дыбом. Медленно, прихрамывая на правую ногу, кукла приближалась. Голова Максима судорожно заметалась, глаза быстро осматривали комнату. Окон нет. Из мебели только простой круглый стол и старый буфет, заставленный металлическими колбами. Две двери. Та, которая меньше и в центре стены, – открыта. На столе одиноко лежал нож серповидной формы. Максим скорчился и, собрав все силы, проделал небольшое акробатическое движение, которое позволило вывернуть руки из-за спины и встать на ноги. Изо всех оставшихся сил, прыжками настолько широкими, насколько позволяли связанные ноги, Максим начал двигаться к столу, находящемуся в конце комнаты, рядом со второй, закрытой, дверью обычного размера. Кукла сменила направление и вслед за Максимом, продолжая издавать хриплые звуки, направилась к столу.
Схватив нож, Макс начал судорожно перерезать верёвку. Было неудобно. Несколько раз нож прошёлся по запястьям. Кукла уже тянула к ногам жертвы свои вытянутые детские ручки. Наконец веревка ослабла. Максим сбросил с себя путы и, до того, как хромой пупс приблизился к нему, взобрался на стол.
Для лысой старухи всё замерло. Она не видела ни разъярённого пупса, ни Максима, разрезающего верёвку на ногах, ни истекающую кровью Юлю. Она всё так же сидела рядом с Тамарой.
Перед её глазами стояло молодое девичье лицо. Она снова окунулась в зимнюю стужу сто три года назад. По занесённому снегом двору, одетая в простое серое платье, поверх которого накинут тулуп, София идёт за дровами в сарай. Её голову покрывает тёплый платок, спасая кожу полысевшей головы от едкого мороза. В доме муж и сын. Её старая жизнь. Как же давно это было.
В сарае она увидела лежащую без сознания молодую девушку, полуголую, бледную. Светло-русые волосы безобразно спутаны на голове. Почти не дышит. Внутри всё затрепетало. София взяла лежащий рядом топор. Порезав палец и сев к замерзающей девушке, она провела раненой плотью по бледным губам, а затем, приоткрыв девушке рот, полностью засунула в него истекающий кровью палец. Начав медленно раскачиваться из стороны в сторону, она еле слышно, одними губами зашептала слова. Постепенно лицо незнакомки начало приобретать румянец, её глаза открылись, и София навсегда утонула в иссиня-чёрных глазах Тамары.
– Теперь мы одной крови. Никто, кроме кровных, тебя не сможет тронуть. Не бойся, – проговорила она.
В тот вечер её жизнь навсегда изменилась. В ней появился верный друг. Друг в плохом и чёрном деле. Их стало двое. Она поделилась своим даром, своим проклятьем. В тот же вечер София привела Тамару в свой дом и избавилась от мужа и сына. Она не хотела ждать, обычная жизнь ей опостылела.
Кто мог знать, что её сын, четырнадцатилетний мальчишка, спрятавшийся за кроватью, на глазах которого она расправилась с мужем, успеет чудом сбежать, выживет в лесу, который простирался на десятки километров от их одинокого дома, на самом краю забытой Богом деревушки. Как она могла предугадать, что, спустя сотню лет, её праправнук, её же кровь, убьёт Тамару.
– Родная кровь, – задумчиво прошептала старуха и повернула голову в сторону стонавшей Юли.
Максим держал перед собой вытянутую руку с ножом. Куклы не было видно, она скрылась под столом, который неожиданно резко сдвинулся с места и накренился вбок. Максим упал на пол и оказался лицом к лицу с пупсом, державшим оторванную от стола ножку.
