Как ни странно, за передачу “всего аппарата военного снабжения… в руки промышленности” (т. е. ВСНХ) высказывались и работники военного ведомства. В частности, большевик Н.И. Лашин в газетной статье, а затем и в письме Э.М. Склянскому писал, что надежды января – апреля 1918 года на то, что вести крупные и длительные военные операции не придется, не оправдались, а следовательно, необходимо “использовать всю существующую промышленность в военных целях”
[876].
Курс на создание регулярной армии первоначально (весной 1918 г.) существенно не отразился на полномочиях военного ведомства. Фактически в марте – июле центральный военный аппарат под руководством Высшего военного совета был занят рационализацией собственной организационной структуры для максимально эффективного и быстрого проведения в жизнь решений высшего военного руководства. Когда основные реорганизационные мероприятия были проведены (это июль 1918 г. – время реорганизации ВХС и ВЗС в ЦУС), пришло время для постепенного расширения компетенции центральных органов Наркомвоена.
Летом 1918 года расширялись функции наркомата (в областях снабжения, воинских перевозок) и его финансовые возможности; проводилась унификация управления военизированными подразделениями. Вместе с тем только к ноябрю 1918 года Наркомвоен добился относительной независимости от Наркомпрода в жизненно важном для армии и страны в целом вопросе – обеспечении Красной Армии продовольствием.
Глава 4
Вотчина Эфраима Склянского в конце 1918 – начале 1921 года
Лев Троцкий в 1918 году мог сказать: «Армия – это Я». И был бы прав. Но вот нюанс – армия ничего не могла сделать без своего центрального аппарата. А центральный военный аппарат – это был Эфраим Склянский. Что же представляла собой его вотчина после серии реорганизации?
К ноябрю – декабрю 1918 года советский центральный военный аппарат в принципе был способен решать стоявшие перед ним задачи, но ряд его звеньев по-прежнему работал недостаточно эффективно. В частности, были выявлены (главным образом, Высшей военной инспекцией) недостатки сложившейся после создания Реввоенсовета Республики системы высших и центральных органов военного управления.
Переформирование Штаба Высшего военного совета и Оперода Наркомвоена к 10 ноября 1918 года в Полевой штаб РВСР легло на плечи военных специалистов Оперода Наркомвоена, и (главным образом) его начальника штаба – генштабиста Г.И. Теодори. К 26 октября 1918 года бывшие сотрудники Оперода Наркомвоена под руководством Г.И. Теодори закончили формирование Курсов разведки и военного контроля (в основу преподавания и практических работ был положен опыт Первой мировой и Гражданской войн). Положения, штаты и инструкции курсов одобрил и утвердил Л.Д. Троцкий
[877].
Созданный в мае 1918 года Всероссийский главный штаб работал до крайности неэффективно: механически объединенные Главный штаб и ГУ ГШ продолжали полуавтономное существование в составе ВГШ. Военспецы, среди них – руководящие сотрудники военного ведомства (генерал-лейтенант В.Ф. Новицкий и генштабист капитан В.И. Самуйлов), признавались: в управлениях по организации, оперативном, военных сообщений и топографическом «выражена» деятельность прежнего ГУ ГШ, а в Управлении по командному составу – прежнего Главного штаба. В декабре 1918 года «вся искусственность» проведенного в мае 1918 года слияния Главного штаба и ГУ ГШ прослеживалась еще очень четко
[878].
Инспекционная комиссия ВВИ по обследованию ВГШ пришла в декабре к выводу, что разнообразие и разнородность управлений штаба делают его начальника ««механическим» управляющим, а не «начальником», объединяющим порученное ему дело по идее». В составе Оперативного управления работали независимо друг от друга два структурных подразделения (военно-исторический подотдел в составе военно-статистического отдела и военно-историческая часть оперативного отдела) с одинаковыми функциями. Восемь отчетов управлений свидетельствовали, что «каждый начальник управления работает как бы сам по себе, но и не обладает самостоятельностью, его требования другими не исполняются, ибо это есть ему только нужные требования». Окружные военные комиссариаты, подчиненные Всероглавштабу, были не в состоянии исполнить массу требований многочисленных подотделов разных управлений ВГШ.
Председатель Инспекционной комиссии В. Борисов сделал вывод, что организация Всероглавштаба «совершенно» не отвечает огромным задачам, стоявшим перед штабом. Громоздкость структуры и перегруженность функциями ВГШ, естественно, привели к бюрократизации: переписка велась «не ради дела, а ради исполнения номеров и аккуратного пребывания в канцелярии». Всероглавштаб, в частности, был не в состоянии полностью выполнять запросы Полевого штаба в пополнениях личного состава частей.
Высшая военная инспекция, перечисляя недостатки организации и деятельности Всероглавштаба, предлагала вместо разукрупнения ВГШ – выделить из бывшего аппарата Главного штаба «начальника генерального штаба с известным числом обер-квартирмейстеров»
[879]. Это, несомненно, было связано со стремлением военспецов возродить аппарат Генштаба.
Главное управление всеобщего военного обучения во главе с бывшим членом коллегии Наркомвоена И.Л. Дзевялтовским подчинялось не начальнику Всероглавштаба, а напрямую руководству военного ведомства
[880].
Управления военного ведомства далеко не всегда действовали согласованно. Реввоенсовет Республики 26 декабря 1918 года констатировал недостаточную оперативность Всероссийского главного штаба «в лице некоторых его управлений и отделов» в исполнении «военных потребностей», предъявляемых Полевым штабом РВСР. Для ликвидации трений начальнику Полевого штаба Ф.В. Костяеву поручалось совместно с начальником ВГШ Н.И. Раттэлем разработать план рационализации деятельности ВГШ.
22 декабря Всероглавштаб докладывал о препятствиях к проведению в жизнь плана ВГШ. Эти препятствия заключались: 1) главным образом – в снабжении и вооружении формируемых частей и пополнений; 2) в помещениях; 3) в ненадежности местных военных органов, против чего ВГШ принимал «все меры»; 4) отсутствии четкой системы органов военного управления
[881], в частности, сильно тормозили работу самочинные действия со стороны командования армиями, проявляющиеся в отношении местных военных органов (мобилизация, повинность и др.)»; 5) постоянный уход служащих местных военкоматов «в органы Полевого управления» в связи с «крайней материальной необеспеченностью»
[882].
