Часто она берет в руки ту таинственную шкатулку из палисандрового дерева – по-моему, там кроется какая-то тайна. А еще достает свой маленький перламутровый веер и, глядя на него, что-то напевает…
Она приглашает меня иногда в театр, на концерты, и там непременно бывает кто-то третий – солидный доктор или даже писатель, но держится она с ними церемонно, по-царски. Родители, сотрудники, встречные. Но есть еще, Саша, природа. Твоя мама советует подумать о замужестве.
Итак, обсудим нынче мои сердечные дела.
Сперва откуда-то из небытия возник бывший одноклассник. Немного музыкант, немного водитель «Жигулей» (неплохо), немного коллекционер галстуков (уже похуже), а главное – покорный, совсем как Роланд: чуть потянешь за постромки – идет куда надо. Да вот беда: не могла я с ним целоваться, не могла – и все.
Со вторым встреча произошла в Ашхабаде. Я оказалась в кабинете среди мраморных будд, бронзовых статуэток, старинных книг – и слушала профессора. Мы беседовали. И вдруг за стеной послышались звуки музыки и голос, сразу поразивший меня мощью и глубиной. И снова – к профессору, и снова я во власти музыки.
Если бы только голос! Кирилл, или Кирик, оказался еще и йогом, еще и знатоком индийской философии. У него легкие движения, тонкая фигура, львиная голова, а черты лица – словно вырезанные искусным скульптором. Увы! Женское сердце устоит (во всяком случае мое) против любого «красавца», но если человек умен, да еще если нестандартно умен, если он может чем-то поразить, «зацепить», то… Кириллу это удалось. Оказалось, он презирал прописные истины, они для него банальщина. Крушил устои, дразнил меня, перечил и твердил: «Нет ничего скучнее и назойливее так называемых житейских правил. Квартира? Работа? Это ерунда, главное – быть свободным от быта, уметь все бросить, ни за что не цепляться и вообще уметь экспериментировать».
Уехала из Ашхабада я несколько ошалелая. А дома уже ждала телеграмма: «Приветствую рожденную под знаком Венеры!».
Началась переписка. Порой он злоупотреблял научными выражениями, туманностями, но зато какая свежесть мысли! Ни на кого не похоже.
Одно письмо начиналось: «Милая серьезная женщина! Прими поздравления от самого несерьезного (хронически) мужчины… Я все более убеждаюсь в разрешимости внешних проблем внутренними путями…» Как это понять? Но – разве не интересно поломать голову над такими выражениями? Непонятное затягивает, влечет. Другое его письмо открыло неожиданную начитанность, да еще и абсолютно самостоятельное отношение к литературе. Впечатлен Сартром, Ануем, «Черным принцем» Мёрдок… Прочел модную Саган. «Вот баба!»
А еще он писал мне о гимнастике, и оказалось, что из всех упражнений йоги самое важное – свобода, расслабление, что-то вроде медвежьего переминания с ноги на ногу. Я попробовала «медвежье переминание» – понравилось. Кстати, в Москве пошла мода на йогу, на Индию, на экзотику.
Кирик скоро явится в столицу! Как его принимать? Где будет жить? Знакомить ли с родителями? Но он позвонил и сразу поставил все на место, а какой сюрприз преподнес мне!
– У меня есть где остановиться. Женат? Но я никому не давал клятв в вечной любви. Моя жена – лишь одна из женщин, не более того. Дети нас не связывают, так что… Но через женщин мне открывается мир, они – моя карма… Единственная, которая мне сейчас нужна, это ты. Ты не знаешь себя, а ты – чудо! Можно сказать, уже «приобщенная»!
В первый же день, день очень солнечный, мы остановились на бульваре. Он сказал:
– Смотри вверх, в небо, сквозь эту липу. Не двигайся.
Я послушалась… И через несколько минут я увидела там, в небе… свое отражение. Да-да, как в зеркале. Что это было? Спросила его – он отвечает: «То самое!». И все, больше ничего не сказал.
Первое, что сказал при встрече, было: «Наш диалог с тобой идет по каким-то своеобразным законам. Стоит одному приблизиться, как другой тут же отступает. Очень милый танец дружеской дипломатии… Вспоминаю твое утверждение: прописные истины неизбежны и жизнь без банальностей – как бы сказать? – трудна. Может быть. А почему она должна быть легкой?».
Я спорила: мол, разве дело лишь в том, чтобы понимать? а может быть, принимать и сохранять? Но ему кажется, что интереснее искать смысл собственного бытия, а также бытия друзей – в плане бытия Вечного.
…На третий день я решила его взять с собой в музей М. М. Пришвина.
Постучали – вошли. Навстречу «выплыла» улыбчивая женщина с седыми волосами, в длинном платье, удивительно располагающая к себе. Это вдова Михаила Михайловича, а он – почитатель Пришвина.
Звенело лето. Жужжали пчелы. Наливались яблоки. Цвела фацелия (ей Пришвин посвятил рассказ). Экскурсанты бродили по саду. Потом все собрались на веранде – о восьми углах, она как бы висела в воздухе. Это восхитило Кирика, и он заговорил о космизме, об открывавшихся с веранды далях.
Появилась откуда-то гитара, и тут мой артист блеснул. Опершись о край веранды, запел-заиграл, и густой его голос звучал так бархатисто, проникновенно, что все заслушались.
Накрашенная, рослая девица пожирала его глазами. А я, сославшись на головную боль (голова и в самом деле у меня болела), удалилась на кухню. Впрочем, оттуда было хорошо все слышно. Я услыхала, что говорила та девица:
– Будем знакомы. Я Вика Совинская, руководитель вокально-инструментального ансамбля! У нас чудные ребята. Я приглашаю вас в турне по Балтике! Деньги – бешеные!
– Меня они мало волнуют, – ответил он.
– Прекрасно! Тем лучше! А успех, аплодисменты, как я заметила, вам не… противны? Нам как раз не хватает такого голоса. Вот мой телефон, адрес в Ленинграде. Жду звонка и настоятельно прошу соглашаться – не пожалеете!
– О, если речь идет о Ленинграде, то… тут я пас!
– Значит, договорились, – деловая девица, кажется, удалилась: видимо кто-то ее привез на машине.
А он продолжал еще петь. Один романс был незнакомый: «Мир – лишь луч от лика друга, все иное – тень его…»
Валерия Дмитриевна спросила:
– Слова Гумилёва, а музыка?
После паузы Кирилл ответил:
– Вашего покорного слуги.
О Гумилёве он говорил немало: поэт, мол, знал инобытие, другие миры, умел мысленно странствовать, любил женщин, и частица его души живет и в нем, в Кирике.
Он появился на кухне.
– Лапушка, ты почему здесь? Болит голова?.. Я знаю точки, на которые могу нажать – и голова пройдет.
Протянул руки к моей талии (не там ли искал «точки»?), но я встала и выложила все, что думаю:
– Не надо! Неужели ты согласишься на это турне? Опустишься до эстрады? Не смей этого делать!
– Что-о? – удивился он. – Ты мне запрещаешь? Да я даже ради эксперимента соглашусь!
– Любитель экспериментов!
– Ну ладно, я не люблю сцен!
Я не слышала от него такого тона – видимо, в нем действительно течет казацкая кровь, да еще в смеси с индийской!
