Море, Балтийское море несло к ногам мелкие легкие волны. И напоминали они ему… женщин – он любил их, они любили его, но почему-то всякий раз исчезали, таяли, как эти волны… Или это он «их исчезал»?
Вот и теперь! Потерял Тину, но все вел и вел с ней мысленные беседы…
– Ты говорила: не связывайся с этой дурацкой эстрадой, не езди в Юрмалу, тебе будет плохо… А вот и нет, дорогая! Хорошо! Ваш покорный слуга, мэм, – в числе, так сказать, отмеченных особыми призами. И весь наш ансамбль, весь наш дружный, спаянный коллектив, наша группа «Сова»! Тысячи людей, яркий свет – красный, синий, голубой – и тишина, и гром успеха… В центре – Андрюша, бас-гитара: обаяние, подвижность, музыкальность, блеск очков… Слева – Лева, музрук: тонкий, скучновато-скромный, однако со звуком у него порядок. У Левы во всем порядок… Бог барабанов и тарелок – Вовик-малыш. Несценичная внешность, но славный парень.
Ну, а кто за роялем – ты догадываешься? Красавец-мужчина с чертами древнего кельта или гималайского святого (шучу!), с руками слабыми, женскими, но сильным мужским ударом. Он играет, импровизирует, делает собственные музыкальные вставки. Песни пишет жена Андрюши, одну сочинил я, называется «Где спят чайки?».
А что? Пять лет учился в консерватории, кончил два факультета – вокал и фортепиано, но сто тридцать рэ – этого никто из женщин не мог пережить.
Здесь же мои музыкальные способности оценили, Вика Совинская дала работу, а вы, мэм, все это неправильно поняли. Между прочим, я не собирался от вас уходить, ведь это вы сами…
Май дарлинг! Вы – продукт времени, не сумели подняться выше. Над вами простер крыла горный орел, диктатор, дома держала в руках властная (хотя перепуганная семнадцатым годом) мамочка. Они вбили в вас массу комплексов (под видом нравственных устоев)… Не пора ли уже сбросить с себя всю эту мишуру, как снимают с капусты ненужные листья. Мир величав и свободен, и следует вслушиваться в биение пульса Вселенной!.. В тебе есть для этого все!
Вчера был в костеле. Играл какой-то бездарный органист, пел безголосый толстяк, народу – почти никого. Тебе бы понравилось. Но я не о том. Впереди сидела латышская семья – муж, жена и сын. Он – высокомерен, губа нижняя оттопырена… Ты восхищалась здешними семьями – и гордые-то они, и вкус-то у них с рождения, вокруг чистота, и женщины – верные! Так вот, могу сообщить: там выставлены были хорошие картины, но не прошло и пяти минут, как жена – губы чувственные, сама как лошадь – про живопись вслух гудит: «Облака прямоугольные? Жуть!». А сама, между прочим, на меня так косенько-косенько взглянет – и назад… Вот так, моя милая…
А ты… А тебе, значит, вздумалось выйти замуж, да еще невесть за кого. Не пожалеешь?.. Или это трезвый расчет? Помнишь, я тогда поехал в подмосковный санаторий с Викой, концерт был, – припозднились мы, задержались, пришлось остаться ночевать. Так ведь я тебе позвонил! Позвонил.
Но ты потом все твердила: «Дело не в том, изменил ты мне или нет. Дело в том, что ты изменяешь музыке». Дурочка, что ты понимаешь? Через год-другой я буду петь свои песни лучше Евгения Мартынова. При тебе я в Ашхабаде за два месяца десять ноктюрнов Шопена сыграл, с концертом поехал, хотя в зале десять человек…
Сегодня утром выдалось свободное время. Я вернулся к своим переводам (которые ты тоже не одобряла) и вот какую мысль перевел из книги индийских мудрецов: «Человек должен жить так, чтобы от него шла эманация мира и отдыха каждому, кто его встречает; непременная задача – прожить свое простое будничное „сегодня“ так, чтобы внести в свое и чужое существование хоть каплю мира и радости. Побеждай любя, и ты победишь все. Или радостно – и все ответят тебе». Каково?
Потом мы всей компанией отправились вдоль моря. Тут, правда, не поймешь, где море, где начинается небо, – серо-синяя гладь млеет и млеет. А чайки мяукают, лают, айкают, пищат… Три лебедя чистили перышки, за ними на расстоянии плебеи-чайки. Балет! Я в воду ходил, лебедям из рук хлеб давал, а крикуньи-чайки суетеж устроили. Один лебедь куснул… И Сова сочинила удачную песню «Покормите белых лебедей».
На закате отправились к игрушечному зеленому домику в Майори. Солнце выглянуло из-под земли, и чайки над морем стали розовыми. Вспомнил я твои вечные вопросы – они из тебя, как из ребенка, сыпались: «Вот бы встретить розовую чайку! Давай поедем на Север, узнаем, где они живут». Или: «Где спят чайки? Почему они улетают вечером от берега? А почему эти три лебедя не улетели? Кто-то из них заболел? И где же они скрываются в мороз? На реке, на море, на острове?».
Когда-то, в детстве, на пляже я нашел золотое кольцо с изумрудом. И ходил потом от одной женщины к другой и спрашивал: это не вы кольцо потеряли? Это не ваше кольцо?.. Пока не нашлась одна расторопная, с глазами-маслинами, и не схватила кольцо. Кто же тебя с золотым кольцом умыкнул?..
Вика Совинская – мощный синтезатор-организатор. Она знает, чего хочет, и добивается! У нее, между прочим, губы – как две черносливины, а глаза!.. Ни одного нерва. И чутье потрясающее. Вчера в газете «Юрмала» прочитал заметку: один человек за большую цену продавал охотничьего сокола, покупатель достал деньги, хотел передать владельцу, но сокол выхватил их и взмыл в небо. Забавно, правда? Наша Сова тут же решила: будем делать на эту тему песню. Вот так надо жить, моя Тина-Тиночка…
Нет, дорогая, жизнь – это не сидение на берегу, не меланхолические пейзажи. В стране – однообразие, скука, политическая трескотня, а требуется ускорение: кофе, пряник и плетка. Ты думаешь, они, те, что заполняют подмостки нашей эстрады, юнцы, чего-нибудь хотят? Вот какой-нибудь девяностолетний Авид Густ (писали тут о нем) собирает пакеты на пляжах, бутылки, склянки, пишет в газете о гибнущих соснах, «возникает». А молодые? Сонное поколение. Спят, пока не взбодрят себя музыкой, а взбодрились – только держись!
«Это ничего, что десять человек в зале, это ничего, милый, – говорила ты, когда я играл сонаты. – Все равно ты талантлив. А талант – как атом. Он должен быть на службе мира». Ах, какие новости! А если на него, на этот талант, нет спроса? А если жизнь только одна, и хочу я светлого настоящего, а не будущего?..
Жизнь – это, оказывается, когда все встают как один, тысяча человек, и в руки над головой, в зале мигает зеленое, желтое, красное – громкое, мрак – и опять ослепительный свет, и все готовы нести тебя на руках, а Вовик-бог в это время выкручивает такой пассажик на своих барабанах, тарелках, и Андрюша (море обаяния) улыбается всем, а вверху мерцает ночная сова – желтые глазищи, и Вика каждый день поет мне аллилуйю – живет, рождается и крепнет советский рок! Музыка больше политики, музыка больше, чем слова, а слова не нужны!
Вот такие пироги, дорогая графинюшка! Так и знай: мне – хо-ро-шо! Так и знай: мне просто пре-вос-ходно! – и точка.
Некоторые русские женщины жестоки, у них, как и у всей нации, слишком высокий болевой порог… А ведь ты могла сделать из меня человека… А вот поди ты: выкинула такую штуку – выходишь замуж, да еще и приглашаешь. Кукиш всем!
Между прочим, индусы говорят: «Следите за собой, но следите легко, не изображайте из себя злющего и строжайшего наставника самому себе. (А ты, дорогая, этим грешишь.) Не ищи понять, как, куда и откуда идет человек, если он встретился тебе. Ищи подать ему помощь в минуту встречи. Если сумеешь внести в эту встречу и мир, твоя задача выполнена…»