Юный Ле Пен выходит в море с отцом и матерью
Чтобы не мешать детворе, мы уходим с Жаном на побережье. Атлантический океан неспокоен. Вспененные валы накатывались на прибрежные скалы с неистовой силой, и казалось чудом, что на одном из прибрежных островков мирно светит мощный маяк…
В Бретани столь близкое соседство с океаном, нелегкий рыбацкий и фермерский труд, веками формировали особый тип людей. Бретонцы снискали славу людей упрямых, не склонных к компромиссу, готовых до конца отстаивать свои взгляды. Ле Пен вырос среди них, и неудивительно, что все эти качества у него налицо, хотя, как политику, который должен прежде всего освоить искусство компромисса, это его «бретонство» ему нередко мешало.
Глава седьмая. Горит ли Париж?
Французов с малолетства воспитывают в духе уважения к закону и порядку уже не один век. В принципе эта нация традиционно законопослушна. С присущей французскому языку назидательной интонацией каждый француз готов научить приезжего тому, как надо соблюдать французские законы и уважать местные обычаи. Особенно убедительно такие уроки звучат в провинции, в небольших коммунах и городках. Там у человека выбор невелик – либо он впишется в местный законопослушный пейзаж, либо просто не выживет, т. к. попадет в тотальную изоляцию. Его даже бить не будут. Просто подвергнут такому остракизму, что он сбежит сам. Не случайно поэтому во французской глубинке мирно живут рядом и белые выходцы из бывших французских колоний, и полностью ассимилировавшиеся потомки иммигрантов из стран Магриба (Тунис, Алжир, Марокко), но почти нет новых иммигрантов. Старую иммиграцию французским законам и обычаям обучали еще в колониях. Для новой – все это чуждо, как и вся французская цивилизация, и культура с ее политесом и прочими поведенческими нормами.
Пришельцы высаживаются
Иммиграция – проблема для Франции давняя и глубинная. Сегодня более трети всех французов имеют предков-иммигрантов, т. е. тех, кто однажды приехал в страну, чтобы обосноваться там навсегда. Все началось с того, что нации потребовалась свежая кровь, т. к. рождаемость во Франции была одной из самых низких в Европе. Невысокая рождаемость в стране вызывала серьезное беспокойство во французском обществе. Призыв правительства «Делать детей» («Faire des enfants!») был обращен ко всем социальным слоям и группам населения. Но и по сей день иммигранты откликаются на него гораздо активнее, чем коренные французы. Только 18 процентов новорожденных во Франции – этнические французы. Остальные – пришельцы. Уже поэтому французы не могут быть к этой проблеме равнодушными.
Лозунг Великой французской революции «Свобода! Равенство! Братство!» прекрасен. Но свобода иммиграции привела к тому, что на равенство с коренными жителями страны претендуют и нелегальные иммигранты, и иностранцы, не имеющие французского гражданства. Иммигранты – дешевая рабочая сила, и поэтому в них француз, потерявший работу, видит источник своих бед. О каком тут братстве можно говорить?! Не случайно в годы кризиса начала 80-х годов одна из правых партий Франции выступала под таким лозунгом: «1,5 млн. безработных означает, что 1,5 млн. иммигрантов являются лишними».
«Иммигранты из Алжира и других стран Магриба больше других страдали от безработицы, но их же упрекали в том, что они сами ее породили, – писал парижский журнал «Le Nouvel Observateur». – На первоочередные жертвы инфляции взваливали ответственность и за это явление, к которому они никак не были причастны. Рабочие-иммигранты – жертвы большинства несчастных случаев на производстве, и они же представляются виновниками переполненности больниц. Алжирцу не сдавали жилье, его отказывались обслуживать в баре, так как его считали… ответственным за нефтяной кризис. В обществе, где эмигранты призваны облегчить издержки производства, кризис усугубляет их положение дешевой рабочей силы, эксплуатируемой в режиме жесткой экономии» (цит. по: Синяткин И. В. Североафриканская иммиграция во Франции: Социокультурный и конфессиональный аспекты. М., 2002, с. 35).
Характер иммиграции менялся с годами. Поначалу во Францию в поисках работы и реже – более удобной жизни ехали переселенцы из других, чаще всего соседних европейских стран. В 50-е гг. XIX в., иностранцы составляли около 1 % населения страны: 381 тыс. из 35,7 млн. французов (по переписи 1851 г., бельгийцев насчитывалось 128 тыс. чел., испанцев – 30 тыс. чел., итальянцев – 63 тыс. чел., швейцарцев – 25 тыс. чел. и представителей других национальностей – 135 тыс. чел. Большинство из них даже с трудом можно назвать иммигрантами, т. к. в основном это были рабочие из соседних пограничных стран, которые проживали у себя на родине, а работали во Франции (Бродель Ф. Что такое Франция? Люди и вещи. Т. 1. М., 1995. С. 184). В 1872 г. количество эмигрантов уже составляло 2 % населения, половина из которых были бельгийцами, работавшими в городах, на шахтах и свекловичных полях севера Франции (там же). Массовый приток иммигрантов пришелся на период 1885–1895 гг., когда около 1 млн. иностранцев, в основном европейского происхождения, приехали на заработки. Многие работали на шахтах на севере Франции, часть обосновалась и в центральной Франции. Первыми среди них были итальянцы, которые составляли 30 % рабочих юго-востока, поляки и сербы (Павлуцкая Э. Ф. Формирование североафриканской трудовой миграции. Арабские страны Западной Азии и Северной Африки. М., 1997. С. 57. Арабов в этом потоке почти не было. Во Франции в тот период выходцы из колоний работали в основном в качестве домашней прислуги. К 1913 г. число магрибинцев достигло уже 30 тысяч человек. А всего иммигрантов в этот период насчитывалось 3 % населения (Бродель Ф. Указ. соч. С. 184).
После Октябрьской революции 1917 года только через Париж прошло примерно 140 тысяч русских эмигрантов. В 1926 году население «русского Парижа» достигло почти 72 тысяч человек. Примерно столько же осело в Ницце, где традиционно селились состоятельные русские люди. Всего же, по данным Нансеновской комиссии, к началу 30-х годов во Франции осело около 400 тысяч русских из 860 тысяч послеоктябрьских эмигрантов, то есть почти половина. По переписи конца 90-х годов, однако, только 10 тысяч французских граждан назвали себя русскими. Сейчас, правда, число их растет. Наши нувориши Францию любят и активно скупают там дома, особенно на юге, на Лазурном берегу.
По сравнению с общей иммиграцией, магрибинская росла быстро – 32,5 % в год, в основном за счет марокканской – 37,5 % и тунисской – 12 %, хотя в численном выражении она была еще незначительной: например, тунисцы в 1946 г. составляли 1916 чел., а в 1954 г. – 4800 чел. (Павлуцкая Э. В. Указ. соч. С 97).
По притоку и оттоку иммигрантов можно составить картину периодики экономического роста, спада и кризиса во французской экономики. Когда дела шли справно, требовались дешевые рабочие руки, и тогда поток иммигрантов приветствовался и соответственно увеличивался. Так было в период экономического подъема в начале 60-х – середине 70-х гг. При Ж. Помпиду и В. Жискар д'Эстене во Францию приехало наибольшее число магрибинцев. В тот же период выросло число лиц, принявших французское гражданство. В 1970 г. их число составило 35 тыс., а в 1978 г. – уже 54 тыс. чел. Каждый год 2 тыс. марокканцев принимали французское гражданство (см.: Павлуцкая Э. В. Указ. соч. С. 100). Процесс натурализации шел полным ходом. Но как только начинался спад, от иммигрантов стремились любым путем избавиться и выслать их туда, откуда они приехали. Особо с этим не церемонились. По указу от 5 июля 1974 г. иммиграция постоянных иностранных рабочих во Францию была приостановлена, а иммиграция семей прекращена до 1 июля 1975 г. Кроме того, после достижения совершеннолетия принялись высылать детей иммигрантов, ограничивался приезд родственников, ставились препоны бракам иммигрантов с местными жителями, а также пересматривались правила предоставления политического убежища (Павлуцкая Э. В. Указ. соч. С. 34).
