Введение
Для всех вокруг Джени была превосходной матерью. Я сама далека от такого совершенства, поэтому немного завидовала ее спокойным манерам, невозмутимости и преданности своим детям. Она была из тех матерей, что пекут детям шоколадный пирог из кабачков. Ее мальчики любили этот пирог, потому что она приучила их любить здоровую пищу и наслаждаться ее вкусом.
Каждый день Джени собирала сыновьям в школу полезные, экологически чистые печенья и лакомства на завтрак. Она работала в книжном магазине неполный день, но всегда старалась быть дома к возвращению детей из школы – тринадцатилетнего Джейсона и одиннадцатилетнего Дрю. Джени добровольно дежурила на переменах в школе, где учились сыновья, помогала их учителям и даже сама консервировала овощи. Она была из тех матерей, которые «правильны до отвращения».
* * *
Я никогда не забуду несчастное лицо Джени в то раннее январское утро 2005 года. Она пришла ко мне на прием одна, чтобы обсудить проблемы старшего сына Джейсона. Джени буквально прорвалась сквозь сильнейший снегопад, который каждую зиму останавливал автомобильное движение на севере Мичигана. Но Джени была доведена до отчаяния.
Когда я открыла дверь кабинета, то испугалась: ее лицо было бледнее мела. Джени выглядела опустошенной. И эта опустошенность являлась не следствием бессонной ночи, а результатом длительного утомления. Я поняла, что у нее что-то неблагополучно дома, и спросила об этом.
– Это Джейсон, – сказала Джени, словно извиняясь. – Он совершенно отбился от рук. Ни я, ни Джим не можем справиться с ним. Я просто не знаю, что делать.
В то время Джейсону было тринадцать. Я его знала с двух лет и никогда не замечала в нем неуправляемости – живой, энергичный и любознательный мальчик. Джени и Джим усыновили его – ребенка очень юной матери – по правилам «открытого усыновления»
[1]. Первые три месяца после рождения Джейсона приемные родители по собственной инициативе заботились и о его матери.
Даже в самом раннем возрасте Джейсон казался немного «не от мира сего». Он был милым и ласковым, но вместе с тем немного непредсказуемым и обладал «взрывным» характером. В восемь лет психиатр и школьный психолог поставили Джейсону диагноз СДВГ
[2].
Я не была полностью согласна с медикаментозной терапией, поскольку не считала, что СДВГ был причиной проблем поведения мальчика. Тем не менее небольшие дозы стимулирующих препаратов не могли ему повредить. Джейсон несколько лет принимал лекарства, и создавалось впечатление, что они помогают.
– Я совершенно не понимаю поведение сына, – сказала мне Джени. – Только что он шутил с нами за ужином, а в следующую секунду уже кричит и проявляет свое недовольство! Выскакивает из-за стола, без причины орет на меня или на отца. Мы пытались его унять, лишить развлечений, но ничего не помогает. Два дня назад он сбежал из дома, так полиция поймала его и нескольких других ребят на парковке около супермаркета. Они пили пиво!
Джени заплакала. Сыночек, зеница ока для нее и ее мужа, внезапно превратился в «проблемного ребенка». Он стал похож на угрюмого, злобного подростка, каких изображают на придорожных щитах, приглашающих в центры по реабилитации алкоголиков и наркоманов.
Как ни странно, Джейсон внешне не выглядел, как трудный ребенок. Он носил аккуратную стрижку и всегда хорошо одевался (никаких татуировок и пирсингов). С друзьями своих родителей разговаривал вежливо, как подобает воспитанному ребенку. Прекрасно играл в хоккей, даже участвовал в молодежных религиозных обществах и ездил с ними помогать людям в Новом Орлеане после урагана «Катрина». Родители любили сына, проводили с ним много времени и внимательно относились к его потребностям.
– Что я сделала не так? – всхлипывала Джени. – Скажите мне, и я изменюсь. Только скажите, что делать. Мне нужно знать, потому что так больше продолжаться не может. Я вложила в него душу, любила все эти тринадцать лет! Как получилось, что он возненавидел нас с отцом? Я пыталась наладить с ним отношения, но тщетно. Хуже всего то, что я боюсь Джейсона. Когда его отца нет дома, а он «слетает с катушек», то может распустить руки. Однажды он так толкнул меня, что я отлетела к стене кухни! Думаю, что он это сделал не нарочно, но кто знает; я действительно испугалась. Он уже в два раза больше меня.
Мы долго сидели вдвоем. Я думала, кого оплакивает Джени? Джейсона? Себя? Или потерю тринадцатилетнего «ангелочка», которого она нарисовала в своем воображении и каким Джейсон так и не стал?
В тот день я пыталась помочь Джени разобраться в путанице ее эмоций, а также эмоций, обуревавших Джейсона. Не распутав клубок, она (с моей помощью) не сможет разработать хотя бы примерный план, а Джени очень нужен был план дальнейших действий. Ей требовалось за что-нибудь уцепиться, чтобы облегчить свои страдания, иначе ей казалось, что жизнь кончена. И я была уверена, что помогла Джени. В конце концов, помогая матери, я помогаю и сыну, который был моим пациентом.
* * *
Джени могла бы сказать потом, что именно этот январский день стал поворотным в ее жизни. В этот день она поняла, что Джейсон – личность, а не тот образ, который она себе нарисовала. Еще более важно то, что она не была такой матерью, которой хотела быть. В этот день Джени обрела свободу. Она поняла, что причина, по которой ее сын «слетает с катушек», – не единственная трудность в ее жизни. Другая не менее важная проблема заключалась в ней самой.
Это были вещи, которые подспудно мучили ее на протяжении этих тринадцати лет, все те демоны, которые одолевали ее с ранней молодости, когда Джени только закончила колледж. Но с чего начать – со своей боли или со страданий Джейсона? Новая свобода опьяняла, но и пугала. Чтобы Джени научилась понимать своего сына, я предложила ей начать с себя. У нее был некий эмоциональный багаж, который остался при ней, когда она стала матерью.
Почти сразу после разговора со мной Джени начала посещать психолога. Тот скрупулезно работал с ней и обнаружил, что все эти годы внутри Джени тлело скрытое раздражение, которое вызывали в ней мужчины. В раннем подростковом возрасте ее изнасиловал сосед, и она никому не сказала об этом – ни родителям, ни мужу, ни даже лучшей подруге. Она ненавидела соседа за то, что он сделал, но вместе с тем винила и себя.
