Стрелецкий разъезд перехватил меня уже у мельницы. Мужики были страшно рады видеть мое благородие насквозь мокрым, но живым. У Фомы хватило мозгов отправить еще два таких наряда вниз по реке, в надежде выловить мое тело. Оказывается, мы угодили в специально подготовленную ловушку. Немецкие телохранители ждали именно меня, кроме посольского рукава в реке больше ничего не оказалось, так что поиски Кнута Гамсуновича по-прежнему продолжаются. Двое стрельцов получили пулевые ранения. Тот охранник, что боролся со мной, был найден утонувшим, еще один был убит в общей схватке, двое уцелевших доставлены в отделение. Яга, выслушав доклад о моей гибели, едва не бросилась на стрельцов с кулаками. Потом опомнилась, быстро поворожила на воде и сказала, что я жив, чтоб сей же час шли искать и чтоб без сыскного воеводы не возвращались. Ну, здесь все складывалось хорошо…
Митька, уже успевший вернуться от царя, ждал нас еще в воротах. Все соседи были тут как тут…
– Живой! Живого ведут!
– Славен Господь на небесах, и чудны его деяния…
– Участкового из речки за шнурки выловили! Говорят, враги на него покушались…
– Ох ты ж, да кому ж он так неугоден, защитник наш?!
– Да мало ли ворья беззаконного по земле ходит… А Никита Иваныч никому спуску не дает! Ни купцам, ни боярам, а намедни и вовсе всех священников заарестовал! За что, за что… Значит, было за что!
– Ой, гляньте-ка, да ведь он мокрый весь…
– Знамо дело, дура… его ж из реки выловили, а не с бельевой веревки сняли.
– Совсем замаялся, сердешный наш… А, доброго здоровьичка, Никита Иванович! Не, не… мой больше не пьет! Спасибо за про…фи… фили…сифили…
– Да не лезь ты к коням под ноги, бедная скотина от твоей рожи аж шарахнулась! Вон у сыскного воеводы фуражечка на ухо съехала… Может, подмогнуть чем, батюшка?
Когда ворота захлопнулись, я облегченно вздохнул. Народ здесь простой, душевный и общительный, как увидят – здороваться лезут, разговоры заводят, мнениями обмениваются. Я, к сожалению, пока так и не выучился свободно разговаривать с людьми. Нужно иметь быстрый ум и хорошо подвешенный язык, а то тебе из толпы такого наговорят – всю жизнь с красными ушами ходить будешь…
Яга моему возвращению не удивилась, глянула мельком и вновь повернулась к столу, на котором были расставлены разные мисочки и пузырьки.
Я понимающе кивнул, прошел к себе в комнату и переоделся в домашнее. Форму еще нужно было приводить в порядок, хотя она на мне, конечно, слегка подсохла, но мятая была до невозможности и на погоны налипли листики водорослей. Пусть повисит, а бабка освободится и быстренько сделает все, что надо.
– Есть будешь?
– Нет, спасибо… Как идет экспертиза?
– Уж и не знаю, что сказать… Либо я стара стала и подвоха Кощеева не вижу, либо он, злодей, и впрямь стоящую вещь подсунул. Надо бы по уму испытать на ком…
– Я могу попробовать.
– Тебе нельзя, да и мне тоже. Если мы с тобой на любой вопрос только правду резать будем, то как же секретность в следствии соблюсти?
– А Митька?
– Ему тем более… Он и без порошка все что хошь разболтает, лишь бы слушали. Нужен человек пришлый, к отделению отношения не имеющий.
– А как это хоть готовится? – полюбопытствовал я.
– Да проще пареной репы. Одну ложку на цельный самовар, что в горячем виде, что в холодном. Как выпьешь, с полчаса погоди, пока действовать начнет. А уж потом, как приспеет, – хоть рот зажимай, все равно все самое сокровенное растреплешь.
– Никита Иваныч, гости к вам, – раздался из сеней Митькин голос. – Прикажете пропустить?
– Да, – громко ответил я.
В горницу, сумрачно озираясь, вошел думный дьяк Филимон, известный скандалист и прощелыга. Начал он, как всегда, без предисловий, с прямолинейного хамства:
– Где тебя черти носят, сыскной воевода?! Я те что, малец босоногий, по всему Лукошкину за светлостью твоей участковой пятки мозолить? У меня ноги не казенные!
Я было приподнялся, но Филимон не дал мне и рта раскрыть:
– Что ж ты, участковый, порядку не знаешь? Всю бухгалтерию мне нарушаешь… Ты когда должен жалованье свое получать? Третьего дня! Али совесть не позволяет брать деньги незаработанные? Так у меня из-за совести твоей баланс посейчас не сведен!
– А не откушаешь ли чайку с дороги? – неожиданно вмешалась Баба Яга, с подозрительным гостеприимством выставляя на стол большой поднос с ватрушками. Всю свою «химлабораторию» она незаметно сдвинула в угол. – Вот у меня и печево свежее, и самовар только вскипел, и вареньица разного достану…
– Благодарствуем, конечно… да только временем особым не располагаем. Из-за таких вот… Не приходют вовремя, а я за ними бегай!
– Вот и присядь на минуточку, отдышись, я те быстренько чашечку спроворю…
– Побольше! – сурово попросил дьяк, позволяя усадить себя на лавку. – И сахарку, уж не поскупитесь…
Я деликатно помалкивал, догадываясь, что затеяла Яга.
– Что нового на дворе царском слышно?
– Да как вам сказать, бабуленька… Государь наш в гневе, на милицию вашу серчает. Дескать, посла немецкого не уберегли, а у него теперь международная обстановка разваливается. Опять же квартирант ваш жалованье свое забрать ленится… Ну и молодежь пошла… Я, бывало, в его годы каждому грошику медному радовался, за каждой копеечкой бегал, каждому пятачку в пояс кланялся, работы не стыдился… Вы бы уж присмотрели тут, а то ведь, не ровен час, турнет государь вашего участкового за такую свинскую непочтительность.
– Присмотрю, присмотрю, а как же… – в тон пропела Яга. – Вы чай-то выпили?
– Да… – шумно выдохнул дьяк и потянулся к ватрушке, но бабка резко шлепнула его ложкой по пальцам. – Ау! Больно же…
– Раз чай выпил, давай выметайся отсель!
– Чего?!!
– Того! Хватит тут грубиянничать, иди себе подобру-поздорову.
От такой невероятной смены настроения бедный дьяк едва не сполз на пол. Когда же он наконец вылез из-за стола и, поджав губы, широким шагом двинулся на выход, Яга быстро остановила его, рявкнув вслед:
– Куда пошел?! А деньги?
– В приказе получит, в следующем месяце, – попытался свредничать Филимон, но моя хозяйка сдвинула брови и выпустила из ноздрей оранжевую струйку пара.
Дьяк побледнел, сунул руку за пазуху и быстренько выложил на стол новенькие червонцы.
– Еще раз задумаешь на милицию гавкать – попомни, мы тоже кусаться умеем. – На прощанье Баба Яга изобразила широкую улыбку, продемонстрировав бюрократу кривые желтые клыки.
Из терема Филимон вылетел, думаю, он вплоть до самого дома бежал не оглядываясь.
– Зря вы с ним так…
