Кроме того, они осмотрительно подходят к выбору юных друзей, хотя видимое могут оценить выше реального: другими словами, если мужчина предпочитает десятилетних девочек, четырнадцатилетняя подружка, которая выглядит и ведет себя как десятилетняя, будет предпочтительнее десятилетней, которой с виду можно дать все четырнадцать лет.
Не следует забывать, что любой отдельно взятый из этих признаков еще не превращает вашего соседа в растлителя малолетних. Но, взятые вместе, они могут свидетельствовать об опасности. Как во многих других ситуациях, с которыми приходится сталкиваться нам, родителям, здесь мы должны прибегнуть к помощи здравого смысла и довериться нашей интуиции. Эти описания помогут нам распознать потенциальную опасность, но они не заменят внимательного, вдумчивого подхода к родительским обязанностям, обучению ребенка мерам предосторожности и, в некоторых случаях, просто удачи.
Известны случаи, когда родители не в состоянии защитить ребенка – по крайней мере, один родитель, поскольку в нем-то и заключается проблема. Как бы трудно ни было нам это вообразить, многие дети становятся жертвами членов собственной семьи, тех же самых людей, к которым большинство малышей обращаются за советом, любовью и поддержкой. Виновные в кровосмешении растлители малолетних могут соответствовать любому из профилей, обсужденных выше, – от подавленного типа до соблазнителя. Они могут быть безжалостными и расчетливыми в преследовании целей: педофилы-интроверты женятся или сходятся с женщинами с единственной целью – родить ребенка, которого можно подвергать насилию (педофил в этом случае идет на риск, поскольку нет никаких гарантий, что ребенок окажется того пола, который он предпочитает); типичный соблазнитель может жениться или дружить с женщинами, у которых есть дети подходящего возраста и пола, и делать вид, что заменяет им отца. Когда дети в одной семье подрастают и перестают привлекать его, соблазнитель находит новую семью, и все начинается сначала. Такие соблазнители занимаются сексом с женой или подругой только в случае абсолютной необходимости, при этом представляя себе сношение с детьми, или же могут просить женщину одеваться и вести себя по-детски.
И так поступают не только отцы. Питер Бэнкс, директор филиала НЦППЭД, много лет прослуживший в полиции Вашингтона и расследовавший случаи растления малолетних, рассказывал душераздирающую историю о том, как в семье из двух знакомых ему сержантов полиции возникли проблемы со старшим сыном. Все началось с плохих отметок и неуважения к старшим, перешло в мелкие хищения – например, кражи из магазинов, и, наконец, завершилось преступлением: подросток отправился в Джорджию, угнал машину и был пойман во время ограбления универмага. Когда его уводили в наручниках, мать спросила у него, можно ли что-нибудь сделать, чтобы его младший брат не вырос таким же. «Да, – ответил подросток, – надо только держать его подальше от деда». Отец этой женщины жил в ее семье и, по-видимому, годами совращал старшего внука прямо под крышей собственного дома. Несчастная мать потеряла в один день и отца, и сына. Почему этот мальчик не мог открыть родителям ужасную истину раньше? Жертвам инцеста есть что терять в случае разглашения тайны. Если задуматься, наше общество карает эти молодые жертвы во многих отношениях, зачастую по неосторожности. Подумайте, что станет с ребенком, который сообщит о действиях члена его семьи, вдобавок к мучающим его смущению, страху, унижению. Когда немедленно предпринимаются действия по защите ребенка, из окружения удаляют в лучшем случае не растлителя, а саму жертву. Дети теряют дом, братьев и сестер, друзей, школу, собаку – словом, все. В худшем случае человек, к которому ребенок обращается за помощью, либо не может, либо не хочет помочь, заявляя, что ребенок недостоин таких затрат времени или хлопот; жертва получает психологическую травму, угроза растлителя о том, что случится, если ребенок кому-нибудь скажет правду, подтверждается.
Ребенку, которого совращает не член семьи, не менее трудно сообщить о случившемся. Вначале жертва молчит потому, что ей льстит внимание, и она не знает, что будет дальше. Позднее растлитель заставляет ребенка молчать таким же действенным способом, как и в начале соблазнения. К какому бы типу ни принадлежал растлитель, ребенок будет бояться физического вреда для самого себя или членов своей семьи, причиненного его мучителем. Свое влияние оказывают и другие эмоции – смущение, замешательство. Растлитель может прибегнуть к эмоциональному шантажу. И поскольку многие из них успешно добиваются возможности всегда находиться в окружении детей (в качестве тренера младшей лиги или просто «приятного знакомого», который всегда берет соседских детей в походы или на прогулки), они могут даже воспользоваться групповой иерархией, чтобы держать жертвы в подчинении.
При этом они могут прибегнуть и к конкуренции или давлению со стороны самих детей, чтобы обеспечивать постоянный приток новых жертв и избавляться от прежних, не рискуя выдать себя. Взрослый растлитель опытнее, старше, изобретательнее, опаснее ребенка и способен гораздо более успешно манипулировать людьми. Единственная реальная защита для вашего ребенка – это безопасность и уверенность в себе, которую вы обеспечиваете и постоянно поддерживаете для него.
Кен Ланнинг описывает предсказуемое поведение растлителя малолетних после того, как тот сталкивается с риском расследования или наказания. Неудивительно, что вначале он все отрицает. Он может разыграть удивление, шок, даже возмущение, услышав выдвинутые против него обвинения. Может попытаться представить дело так, будто ребенок его неправильно понял: «Разве обнять ребенка – преступление?». В зависимости от структуры его социальной поддержки он может заручиться помощью членов семьи, соседей или коллег, способных положительно охарактеризовать его.
Если имеются неопровержимые доказательства, не позволяющие ему отрицать обвинения, растлитель может попытаться свести их до минимума: да, он действительно прикасался – но только к одному ребенку, или всего один раз, или же он ласкал ребенка, не испытывая никакого сексуального удовольствия. Часто растлитель бывает знаком с законами и готов сознаться в менее серьезном преступлении. В таких случаях жертвы иногда невольно помогают ему своим смущением. К примеру, мальчики-подростки могут отрицать свое участие в половых актах, даже если у следователей окажутся фотографии, подтверждающие эти факты. Жертвы могут также снизить число случаев, когда «это» происходило.
Еще одна распространенная реакция преступника – попытка оправдаться: он может заявить, что уделял ребенку больше внимания, чем родители, поэтому в его попытках рассказать ребенку о сексе нет ничего странного, или же утверждать, что он испытал стресс и/или слишком много пил. Такие люди постоянно оправдывают свои потребности и действия перед собой – они не хотят считать себя сексуально извращенными преступниками. Наиболее распространенное оправдание – попытка переложить вину на жертву: жертва сама соблазнила его, а он не знал ее возраст, или жертва на самом деле была проституткой. Но даже в этом случае преступление остается преступлением, поскольку согласие ничего не значит, когда речь идет о сексе с участием ребенка.
Наряду с оправданиями в ход пускается фальсификация, и чем умнее растлитель, тем более запутанной будет ложь. Один педофил сообщил, что дети сами сняли на видеопленку половой акт, а когда он узнал об этом, то сохранил кассету, чтобы показать их родителям. Менее талантливые, но в равной степени отчаявшиеся растлители могут изобразить внезапный приступ психического заболевания или же сыграть на чувствах людей, надеясь, что раскаяние и прочная связь с обществом заставят окружающих пожалеть непутевого, но в душе доброго парня. Прибегая к извращенному, окольному пути, они пытаются защититься, якобы внося свой вклад в жизнь общества – например, добровольно вызвавшись работать с детьми с единственной настоящей целью – иметь постоянный доступ к ним.
