Как мне рассказывали офицеры – ветераны войны, численность вражеской бронетехники на каком-либо направлении советская сторона подсчитывала двумя способами. Во-первых, по номерам выявленных дивизий (документами, пленными, радиоперехватом): умножали их количество на штатную численность – 200 танков, а укомплектованность уже участвовавших в сражениях уменьшали на 10–15 за каждый день боя. Но в июле 1943 г. еще не было точно известно, что немцы перевели штаты танкового полка танковой дивизии из трехбатальонного состава (200 танков) на двухбатальонный (166). Как удалось выяснить, первые ориентировки по этому вопросу штаб БТ и МВ Красной Армии разослал фронтам только в августе 1943 г. Во-вторых, штабы наземных войск в основном ориентировались на авиаразведку, и уже свои цифры сверяли с ее данными, которые также нередко были ошибочными. С высоты, при задымлении и плотном огне ПВО все: и танки (стоящие, подбитые), и транспортеры с боеприпасами, и сау, казались бронетехникой. Были случаи, особенно когда линия фронта была нестабильной, советские самолеты – разведчики по ошибке залетали на свою территорию и вместе с немецкой считали и собственную технику, относя ее к вражеской. Об этом мне рассказывали ветераны 2-й воздушной армии, участники Курской битвы.
Кроме того, между РО армий Воронежского фронта не был должным образом налажен обмен информацией. Если бы армейские управления работали как положено, то командование 5 гв. ТА знало бы, что 6 тд ниоткуда не подходила (как указано в цитировавшемся выше донесении), а с 6 июля 1943 г. действовала против 7 гв., а затем и 69А. И имела она утром 14 июля всего 14 танков
[733]. В то же время нельзя не отметить важное обстоятельство, которое всегда влияло на боевую работу: завышенные данные были выгодны нашим генералам. Плохую организацию боя, неустойчивость войск, да и просто ошибки они списывали на превосходством неприятеля, в первую очередь в бронетехнике.
Но вернемся к подсчету немецких танков южнее Прохоровки. 15 июля 1943 г., когда основные события у станции уже произошли, советская инженерная разведка раскрыла военную хитрость врага. Штаб 69А доносил, что противник «…применяя вместо настоящих танков макеты и создает в районе Верхний Ольшанец, Раевка, Ольховатка ложное сосредоточение танков. Данные немедленно были сообщены зам. начальника штаба фронта по разведке»
[734]. Таким образом, летчики 2ВА, доносившие П.А. Ротмистрову, что южнее Прохоровки находятся до 600 немецких танков, посчитали, в том числе и их деревянные макеты.
Тем не менее в обнаруженных в ЦАМО РФ документах 5 гв. ТА за 13–16 июля численность группировки врага южнее Прохоровки оценивается, как и предположил П.А. Ротмистров 13 июля в разговоре с Н.Ф. Ватутиным – 300 танков, хотя их там было в три раза меньше. Четкого объяснения этой цифре офицеры штаба армии не дают, но указанные в «Отчете…», якобы наступавшие с юга 16 мд, 17 тд и тд «Викинг», вероятно, должны были эту версию подтвердить. В практике работы советских армейских штабов существовало твердое правило: если нет пленных или документов, присутствие того или иного вражеского соединения перед фронтом своих войск считать лишь предположением. Ни одна из перечисленных дивизий 24 тк в период оборонительных боев не была зафиксирована объективными средствами контроля не только перед 5 гв. ТА, но и другими войсками фронта. Фронтовая радиоразведка 12 июля однажды перехватила работу радиостанции 16 мд в районе Яковлево. Но это не являлось очевидным подтверждением ее присутствия. Действительно, опергруппа этого соединения действовала здесь для подготовки ввода ее в бой, но изменившаяся обстановка нарушала планы врага. Поэтому появление в полосе обороны Воронежского фронта всех трех дивизий корпуса Неринга так и осталось предположением. Командование 5 гв. ТА знало об этом, но тем не менее включило их в свой отчет о сражении под Прохоровкой, для придания ему масштаба. Этот факт, как и утверждение П.А. Ротмистрова о действии против его армии мд «Великая Германия» и 11 тд, с полной уверенностью можно отнести к сознательному мифотворчеству командарма.
А теперь вновь обратимся к «Отчету…», чтобы выяснить, какое же количество техники 5 гв. ТА, по мнению генерала В.Н. Баскакова и его подчиненных, противостояло немецкому бронированному кулаку из 700–800 боевых машин 12 июля. «Всего армия с приданными корпусами (2 тк и 2 гв. тк. – В. З.) имела 793 танка», – пишут они
[735]. Проведенный мной анализ донесений частей и соединений дает иную цифру – 833 исправных бронеединицы. Но упрекать составителей документа не следует. Погрешность незначительная и, вероятно, связана с несовершенством учета бронетехники, идущей из ремонтных служб в войска, а также танков, подходящих с марша в район выжидательных позиций армии. Напомню, переброска 5 гв. ТА из Воронежской области под Прохоровку проводилась с 6 по 11 июля 1943 г. включительно.
Следовательно, если сложить обнаруженные (непонятно где) штабом Ротмистрова 800 немецких танков с таким же числом боевых машин его армии (793) и отнять примерно 100 танков, направленных им утром 12 июля 1943 г. на юг, для блокирования прорыва 3 тк, то получатся указанные в «Отчете…» 1500 боевых машин. При этом следует обратить внимание на важную деталь: если по данным РО фронта и докладной Н.С. Хрущева почти 1000 танков вели боевые действия под Прохоровкой в двух районах, расположенных один от другого на расстоянии 18–20 км, то штаб 5 гв. ТА свел все 1500 танков в одно место, на небольшое поле (примерно 5?12 км) юго-западнее станции густо изрезанное глубокими, непроходимыми для бронетехники, оврагами.
Так возникли две версии о численности бронетехники, участвовавшей в сражении 12 июля 1943 г., назовем их «фронтовая» и «армейская». Но если первая возникла естественным путем и отражала реальную действительность боя, то причина появления второй не совсем ясная. Зачем командованию 5 гв. ТА понадобилось через 2,5 месяца раздувать масштаб сражения и указывать немыслимое число танков там, где их не могло быть? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вкратце коснуться обстановки, сложившейся после Прохоровского сражения.
Как уже отмечалось, контрудар войск Воронежского фронта 12 июля 1943 г. поставленных задач не решил, а ударное объединение – армия Ротмистрова – примерно за 10–11 часов непрерывного боя понесла очень большие потери – более 50 % техники, введенной в бой. А к завершению оборонительной операции, 16 июля 1943 г., она оказалась фактически обескровлена: только сгоревших числилось 323 танка и более сотни машин находилось в ремонте. Для выяснения причин столь высоких потерь из Москвы прибыла комиссия во главе с секретарем ЦК ВКП (б) Г.М. Маленковым. Расследование продолжалось примерно две недели, затем ее выводы легли на стол И.В. Сталину. Ставился вопрос об отстранении командарма от должности и придании суду. Судьба Павла Алексеевича висела на волоске до конца июля, когда стараниями начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза А.М. Василевского гнев Верховного Главнокомандующего удалось отвести от него, а в конце августа командарм был удостоен ордена Кутузова I степени за участие в Курской битве. Тем самым вопрос, как оценивать события под Прохоровкой, фактически решился: считать сражение победоносным, на потерях внимание не акцентировать. Опираясь на эту оценку в начале сентября 1943 г., Военный совет армии утвердил первые наградные листы воинам, отличившимся под Прохоровкой, т. е. через 2 месяца после совершения подвига! Даже по меркам войны затяжка существенная и она еще раз свидетельствует о непростой ситуации, которую в июле – августе командованию армии удалось пережить.
