– Я! – отозвался старший сержант.
– Назначь расчеты и передай вооружение… По одному на отделение. На первое отделение, за разгрузку, – два «Вампира». Не зря старались.
Вообще-то гранатомет «Вампир» считается противотанковым, и нет в природе танка с такой броней, которую «РПГ-29» не сможет пробить. На моих глазах во время испытаний он пробивал железобетонную плиту толщиной в два метра. Бетон проламывал, арматуру рвал… Наша ситуация ближе к железобетону, чем к танку. Бандиты прячутся в каменных укреплениях, которые пуля не берет, даже тяжеленная пуля от «Выхлопа», как недавно жаловался полковник Сомов. А вот «Вампир» вполне сможет взломать любое укрепление и попросту уничтожить противника, находящегося в этом укреплении. Короче говоря, был бы у меня этот комплект гранатометов минувшим вечером, я попросту развалил бы скалы, где прятались пулеметчики, перекрыл бы скалами выход, и с бандой было бы покончено…
Старший сержант Соколянский вызвал из окопа еще пару солдат, представляющих третье отделение. Посоветовавшись с командирами отделений, назначил гранатометчиков из первого и второго отделений – более опытных контрактников, и вторым номером к гранатометчикам приставил солдат срочной службы. Все так, как и полагается, как я сам бы сделал. В этом отношении он надежный помощник. Да и во всех других тоже. Сережа Соколянский родом из-под Харькова. Обеспокоен, что в родном поселке делается. Просился в отпуск, чтобы туда наведаться, о родителях позаботиться. Комбат со мной посоветовался, и мы вместе решили, что лучше старшему сержанту там пока не показываться. Парень он горячий, может натворить чего-нибудь. Да и на провокацию со стороны СБУ с его характером попасться легко. А это уже грозит международным скандалом. Отпуск старшему сержанту полагался в любом случае, и мне пришлось поговорить с его женой. Она позвонила своим родителям, и Сережа принес мне заявление на отпуск, обосновав срочность тяжелой болезнью тещи и необходимостью съездить в Вологодскую область. Так в Харьковскую область он и не попал. Только созванивался иногда с родителями и с братом, а потом, скрипя зубами, рассказывал мне новости с родины. С моей стороны утешение было только одно, и весьма суровое:
– Ты в спецназе ГРУ служишь. А для спецназовца одно из главнейших качеств характера – умение терпеть. Терпи! Не забывай, конечно, ничего, но терпи. Твое время еще придет…
Постепенно вопрос о его поездке был снят, но, как я понимал, всегда мог быть снова поднят. И, чтобы меньше об этом думалось, я старался загружать старшего сержанта по службе делами и заботами так, что он порой и выспаться не успевал…
Глава четвертая
Вертолет «Ми-26» поднялся почти вертикально и только выше высоты ближайшей горной гряды развернулся и начал выбираться на нужный ему курс. Снова вертолет должен был прилететь уже во второй половине дня, до наступления темноты, когда следственная бригада закончит свою работу и вызовет его. Пока, как я видел, часть следственной бригады отправилась в глубину ущелья вместе со взводом охраны, чтобы осмотреть пещеру, в которой зимовала банда, а эксперты снимали отпечатки пальцев с обгорелых рук мертвых пулеметчиков. Наверное, отпечатков почти не оставалось – при той высочайшей температуре, что создается после взрыва термобарической смеси, кожа не только на лице, но и на руках моментально сгорает, как и одежда. Впрочем, какие-то личные вещи у пулеметчиков все же сохранились. Так, с пояса одного сняли ремень с кобурой, из которой вытащили пистолет. В пистолете прямо в обойме разорвались все патроны, что изуродовало и рукоятку, и кобуру, и ту часть тела, к которой кобура прилегала. Но эксперты оружие исследовали тщательно, посыпали каким-то порошком, потом кисточкой наносили некий раствор, приклеивали прямо на металл пленку. Такая тщательность и кропотливость требовались потому, что с рук отпечатки пальцев снять уже было, как я понимал, невозможно. Если у живого человека после самого сильного ожога нарастает новая кожа, и отпечатки пальцев выступают прежние, какими были раньше, то у трупа процесс регенерации кожи невозможен. А не имея отпечатков пальцев, экспертам придется проводить целый ряд различных экспертиз, дорогих и длительных, вплоть до экспертизы по ДНК, и все лишь для того, чтобы снять человека с «розыска». Понятно, что они всеми силами стремились этого избежать, и вообще, эксперты не любят работать после применения огнеметов и термобарических зарядов. Слишком кропотливо приходится трудиться, выискивая по клочку, по кусочку уцелевшие отпечатки, потом составлять их в единое целое. Но они за это деньги получают. А мы получаем за то, что своими жизнями рискуем.
Пройдя между работающими экспертами, я вернулся к группе технической поддержки и наблюдал вместе с лейтенантом Хачатуровым, как идет сборка разведывательных «беспилотников» вертолетного типа. Мы ни в коем случае не контролировали эту работу – лейтенант, видимо, потому, что доверял своим бойцам, как себе, я – потому что ровным счетом ничего не понимал в процессе сборки, хотя воспользовался своей тренированной памятью и запомнил многое. Но пока этого, кажется, не требовалось – солдаты справлялись без меня, мы с Валерием Вазгеновичем только наблюдали, ни слова не говоря. Подполковник Афиногенов, ожидавший, что мой взвод вместе с пополнением сразу выступит в преследование банды, подошел ближе и остановился за нашими с Хачатуровым спинами. Минут пять стоял молча, и я, не выдержав, обернулся:
– Извините, товарищ подполковник, я просто на физическом уровне не выношу, когда кто-то у меня за спиной стоит, это вызывает во мне желание дать за спину очередь. Не могли бы вы перейти в сторону…
– Капризный вы народ, спецназовцы, – хмуро ответил мне подполковник. – Сколько с вами сотрудничаем, никогда ничего хорошего услышать не удалось. Ладно, хоть матом старшего по званию не кроете…
Тем не менее в сторону он отошел, встал рядом с нами и тоже стал наблюдать за сборкой «беспилотника». А через пару минут, не поворачиваясь ко мне, поинтересовался:
– А что ты, старлей, в погоню за бандой не отправляешься? Я думал, ты сразу двинешь…
– Я бы и двинул, но вот груз оставить не на кого. Обстоятельства.
– Надолго задержались?
– Через десять минут выступим, товарищ подполковник, – ответил за меня лейтенант Хачатуров, более склонный к уважительному разговору со следователем. И дело здесь не в личных свойствах характера, в конфликтности или в бесконфликтности. Просто Хачатурову не приходилось еще уничтожать в горах банды, а потом по этому поводу контактировать со следственной бригадой, которая, как казалось, всегда искала, в чем тебя можно обвинить. Уже наученный опытом, я всегда стараюсь общение со следователями сводить к минимуму, или, если есть такая возможность, вообще избегать его. Последний вариант обычно бывает, когда операция по уничтожению банды проводится общими силами, скажем, со спецназом ФСБ или со спецназом внутренних войск. Предоставляю смежникам отдуваться, а сам потом коротко скажу пару слов, их запишут, я прочитаю и подпишу. И все. Сеанс общения завершен.
– А вы запускать «беспилотник» думаете сейчас? – поинтересовался Афиногенов у лейтенанта.
