– Отлично, Слава! Как только к себе вернешься, сразу по базе его прогони. Больше отпечатков нет?
– Впечатление такое, что кто-то усердно поработал тряпкой. Причем не только в большой комнате, но и в спальне, на кухне, в детской, в ванной и даже в туалете.
– Тренироваться сегодня не будешь, – утвердительно и укоризненно сказал я Радимовой.
– Я ночевать в кабинете собралась с такими-то делами. А ты о тренировке говоришь. Да и поздно уже, почти ночь.
– Тогда я поехал. Здесь мне делать нечего.
– Чего-то интересного не ждешь?
– Меня, помнится, на другое дело нанимали.
– Так вы категорично считаете, что это разные преступники действовали? – спросил Владимир Владимирович, в очередной раз глянув на меня с подозрением, хотя ментом и не был.
По крайней мере по службе. Может быть, только по душевной составляющей его странноватой личности.
– А пока будете опять плохо говорить обо мне у меня за спиной, осуждать мое мнение? – Он улыбался, чтобы его слова можно было принять и за шутку, и всерьез.
В моем же понимании все сказанное сильно походило на патологию.
Поэтому я ответил вполне серьезно, может быть, даже излишне жестко:
– У нас в спецназе есть старая поговорка. Говорят, она сохранилась еще с войны и была весьма популярна у фронтовой разведки. «Если у вас за спиной говорят о вас хорошо, значит, вы лежите в гробу на животе». Владимир Владимирович, уж поверьте, вы слегка преувеличиваете важность собственной персоны. У меня и без вас есть о чем говорить с людьми. Имеется множество вопросов, которые волнуют мою скромную особу сильнее всего остального, в том числе и ваших профессиональных заключений, хотя к ним я прислушиваюсь. А что касается личности преступника, будут факты, станем размышлять. – Я пожал плечами: – Пока я таковых не вижу.
– Утром заезжай ко мне, – предложила капитан Саня, обрывая наш не самый дружественный разговор. – Может быть, к утру и факты появятся. Я в кабинете буду. С утра убегать никуда не планирую, если только нового похожего убийства не случится.
– После пробежки сразу приеду, – пообещал я, этими словами укоряя ее за то, что она и утреннюю тренировку тоже пропустит.
Еще будучи командиром роты спецназа, я твердо усвоил правило – к любым занятиям следует относиться предельно серьезно, тем более к тем, от которых может зависеть твоя жизнь. При этом никто не мог точно сказать, что именно эти вот навыки вскорости тебя спасут.
Нельзя было утверждать, что, намотав лишние десять километров в неделю, ты станешь настолько хорошим стайером, что сумеешь убежать от смерти. То же самое относилось к рукопашке или умению стрелять.
Это, конечно, в первую очередь касалось тех солдат спецназа ГРУ, которыми я командовал. Я старался привить бойцам своей роты не просто привычку, а любовь к занятиям, стремление каждый день преодолеть очередной рубеж, будь он хоть на полсантиметра выше прежнего.
Обычно после пары месяцев занятий солдаты привыкают к нагрузкам и сами придумывают их себе. Обучая других, я и сам втянулся. Да так, что уже не имею сил отвыкнуть, чувствую постоянную потребность к самосовершенствованию во всем.
Недавно я начал посещать занятия в школе экстремальной езды. Когда-то я закончил два из трех курсов, положенных офицерам спецназа ГРУ, на специальном автомобильном полигоне. На третий я поехал бы только после получения майорской звездочки. С ней у меня, увы, не сложилось, хотя мне уже обещали повышение и новую должность сразу, как только позволит выслуга лет.
По большому счету, я сам мог бы учить тех преподавателей, которые пытались натаскивать меня. Все знания, которые они давали сначала теоретически, я уже давно впитал в себя и даже отработал их на практике до автоматизма. Но эти занятия давали мне какую-то дополнительную практику, восстанавливали слегка подзабытые навыки, подтверждали рефлексы, а это многое значило.
Так, видимо, было заложено в меня природой. Все, за что брался, я старался сначала в подробностях изучить, а потом и отработать. На эти пресловутые курсы я пошел, честно говоря, только потому, что школа имела свой полигон.
Общедоступные занятия по физической подготовке я был в состоянии проводить самостоятельно, даже тренировал Радимову, хотя она не рвалась стать высококлассным бойцом-рукопашником. Капитан Саня с великим удовольствием уворачивалась от тренировок, как только ей представлялась такая возможность, хотя вслух этого не произносила. Но я чувствовал. Это было не ее.
Ситуация складывалась как с тем алкашом, который решил бросить пить, сдать бутылки и купить машину. Держится день, два, а на третий говорит: «Нет, это не мое».
Точно так и капитан Саня. Она даже иногда боксерский тренировочный манекен бить жалела. Мне это не нравилось, понятное дело.
Поэтому утром следующего дня я особенно на нее сердился, даже был слегка зол и сам тренировался интенсивнее, чем обычно. Словно выполнял свою и ее норму. Хотя и не был уверен в том, что такие вот мои энергозатраты пойдут ей на пользу.
Моя пробежка затянулась на лишних полчаса, но это вовсе не значило, что я укорочу свое общение с боксерским мешком. Время было раннее, но народ уже поднимался. Из-за стен порой доносились звуки гораздо более громкие, чем мои удары.
После занятий я принял прохладный душ, быстро собрался и сдержал слово, данное капитану Радимовой. Я поехал не к себе в детективно-правовое агентство, а в городское управление внутренних дел.
Капитан Саня уже умудрилась где-то умыться, и даже глаза ее не были красными, не говорили о бессонной ночи. Она сильно старалась казаться бодрой или в действительности была таковой. Может, просто лишку кофе в буфете своего управления потребила.
Это, как я считаю, не к добру. Кофе дает бодрость лишь на короткий период. Вскоре снова подступает усталость, причем еще более сильная, потому что кофе сам по себе забирает силы.
– Зарядку делала? – спросил я.
– Обязательно. Но короткую. Потом, когда уже народ по улицам пошел, быстрым шагом вокруг квартала трижды обошла. Это вместо пробежки. Только вот для избиения мне никто не подвернулся. Не суди строго, товарищ тренер.
– Уговорила. Делись новостями, если они есть.
Капитан Саня выложила из ящика на стол тонкую папку с материалами уголовного дела, только еще формирующегося, даже не оформленного по правилам.
– За пять минут до твоего прихода привезли заключение Владимира Владимировича. На сей раз он согласился с тем, что ранения могли были нанесены сякеном. Точнее, несколькими, потому что они носят разный характер. Причина смерти – обширное кровоизлияние в мозг вследствие удара кастетом по затылку. Преступник был высокого роста, бил сверху вниз. Про классический оверхенд я ему сказать вчера просто не успела.
– Ты по-прежнему считаешь, что удар был нанесен женщиной среднего роста, даже совсем невысокой, если судить по фотографии жены Ильи Константиновича, стоящей рядом с ним? Я не думаю, что она снималась, опустившись на колени.
