Возвращаясь к польской «Истинной повести об основании монастыря на Лысой горе», следует отметить, что в XV–XVIII вв. как в западнославянских странах, так и в Германии и на Руси появляется ряд сочинений, сообщающих о славянских богах и богинях гораздо более подробную информацию, чем средневековые источники. Отношение к этим относительно поздним сочинениям в науке более чем неоднозначное. С одной стороны, понятно стремление ряда исследователей воспользоваться ими, чтобы расширить более чем скудные сведения первоисточников. С другой стороны, все эти сочинения отстоят от начала христианизации соответствующих стран примерно на пять или более столетий, что естественно порождает сомнения в подлинности изложенных в них сведений. Теоретически, как мы видели на примере Тиуновского святилища, языческие верования могли достаточно большое время сохраняться в отдельных местах, обычно на окраинах, однако, как правило, эти авторы не сообщают источник своих сведений о язычестве. В результате очень часто мы не знаем, действительно ли эти авторы почерпнули свои сведения из живой народной традиции либо все это является личным вымыслом того или иного автора, не имеющим никакой научной ценности. Мне представляется, что, в силу этих причин, к сочинениям XV–XVIII вв. следует подходить дифференцированно и использовать только те сведения, которые подтверждаются другими достоверными источниками. По этой причине в данной книге не будут рассматриваться Лада и Леля: польские источники впервые упоминают о них с XV в., а отечественные – с XVII в. Единственным исключением из этого правила является древнечешская Mater verborum, отождествляющая Ладу с Венерой, однако, как уже отмечалось выше, достоверность этой рукописи также находится под вопросом.
Завершая этот краткий обзор наших основных сведений о славянских богинях, следует признать, что как отечественные, так и иностранные источники весьма скупы на описание исконных верований наших предков, обычно отмечая имена божеств и внешние проявления их культа. Ни один из них не дает сколько-нибудь полной информации о том или ином божестве и не излагает связанных с ним мифов. Более подробными оказываются сочинения XV–XVIII вв., но к ним, по отмеченным только что причинам, следует подходить со значительной степенью осторожности. Археологические находки и описания иностранных авторов позволяют нам увидеть, в каком образе представляли наши предки своих богинь, но все они, за исключением Тиуновского святилища, лишены подписей, и мы лишь с большей или меньшей вероятностью можем соотнести их с конкретным божеством. Что касается внешнего облика богинь, то здесь мы располагаем еще одним дополнительным источником, которого мы лишены при изучении внешнего облика богов. Речь идет об архаических сюжетах русской народной вышивки. Поскольку вышивкой занимались женщины, в своем творчестве они, естественно, старались отобразить в первую очередь женские божества. В.А. Городцов, одним из первых обративший внимание на значимость данного источника для изчения русского язычества, писал по этому поводу: «Такие памятники сохранились почти исключительно в женском рукоделии, именно, в женских вышивках, где, как известно, каждая строчка, каждый крестик имеет строго канонизированный характер и передается от учительницы к ученице в возможно большей точности и совершенстве. Эта точность и совершенство поддерживаются еще и тем, что лучшие из творений, по свидетельству Н.П. Шабельской, выполнялись для свадебных обрядовых подарков, именно, они вышивались невестами для женихов и их родни, чтобы те судили, умеют ли невесты шить, или, как мы увидим ниже, твердо ли они знают религиозные символы, которые население, как священный завет, несет и хранит, из глубочайшей дохристианской древности. О важном значении обрядового шитья говорит и одна свадебная песня, имеющая инструктивный характер. Эта песня, записанная гр. П. Шереметевым в 1901 г. в Белозерском крае, гласит:
Учи сына в писаря,
в писаря
Учи дочку шелком шить,
шелком шить.
Отсюда видно, что шитью молодых девиц и знанию грамоты юношей придавалось одинаковое значение, и это мы поймем, когда убедимся, что в шитье девиц выражалось такое же важное для населения знание священных символов той старой, а поэтому дорогой веры, которою жил народ тысячи лет. Как весталки, чистые девы Рима, хранили неугасаемый огонь, символ обоготворенного небесного огня – солнца, так юные девы Русского Севера обязывались и обязываются нести и несут символы своего первобытного народного русского культа от древнейших времен и до наших дней. Они забыли имена своих символов, так как произносить эти имена уже более тысячи лет строго воспрещалось. Да и зачем им имена – звуковые символы, когда заменяющие их зрительные символы так ясны, так понятны и так полно говорят душе остановившегося в культурном росте поселянина, скрывавшегося в дремучих лесах и непроходимых болотах»29. Этнографические материалы свидетельствуют, что еще в середине XIX в. в некоторых русских местностях во время крещенских смотрин невест был известен обряд «чтения» узоров. Во время него старуха показывала собравшимся вышитые невестой подолы рубах и объясняла значение каждого узора30. Однако и русская вышивка передает лишь внешний облик богинь, а не их имена или связанные с ними мифы.
Чтобы проникнуть в суть этих таинственных образов, мы будем привлекать как данные народного фольклора, в котором женские мифологические персонажи подчас сохранились в «сниженном» образе, так и тесно переплетающиеся с ним материалы так называемого «народного православия», поскольку в народном сознании зачастую происходил перенос тех или иных черт и функций прежних божеств на персонажи новой религии. Для того чтобы лучше уяснить себе картину, нам необходимо использовать мифологические представления родственных нам народов – в первую очередь славян, а также и других индоевропейских народов. В том случае, когда речь пойдет об истоках возникновения архаических образов богинь, представляется оправданным привлечение данных и неиндоевропейских народов. Комплексно используя все эти разнообразные источники, мы сможем составить более или менее целостное представление о славянских богинях. В зависимости от степени сохранности дошедшего до нас материала в отдельных случаях можно будет увидеть относительно подробный портрет того или иного божества, а в другом случае удастся различить лишь общие контуры. Однако в своей совокупности собранный и проанализированный материал поможет хотя бы в общей форме представить себе тот мир богинь, которым поклонялись наши далекие предки, и который на протяжении тысячи лет стремилось вытравить из народной памяти христианство.
Однако объективности ради следует отметить, что не одно только христианство виновато в том, что первоначальный облик славянских богинь во многом остается для нас загадкой. Речь идет о патриархальной революции, о которой уже говорилось выше. В древнерусском и польском источниках мы видели упоминания о том, что в древности славяне поклонялись женским божествам и только потом верховенство в пантеоне перешло к громовержцу Перуну. Вся история развития религиозных представлений человечества показывает, что не только люди, но и божества свое главенствующее положение без борьбы не уступают. Исключением не был и переход от матриархата к патриархату. Чтобы освободить место для нового верховного бога, прежнее божество следовало или демонизировать, или существенно снизить его значимость, сохранив за ним место в пантеоне. Красноречивым примером этого является уже описанная языческая реформа Владимира, когда единственное женское божество при перечислении богов упоминается на самом последнем месте. Не менее показательно и описание одного из славянских языческих храмов, сделанного известным мусульманским автором Масуди. Этот писатель, умерший в 965 г. и прозванный за свою ученость «Геродотом Востока», сообщает о нем следующее: «Еще одно здание имели они на горе, окруженное морским рукавом; оно было построено из красного коралла и зеленого смаргада. В его середине находился большой купол, под которым находился идол, коего члены сделаны из драгоценных камней четырех родов: зеленого хризолита, красного яхонта, желтого сердолика и белого хрусталя; голова же его из червонного золота. Насупротив его находится другой идол в образе девицы, которая приносит ему жертвы и ладон»31. Можно предположить, что данный храм находился где-то на побережье Балтийского моря и был затем разрушен христианами. Как звали бога, которому был посвящен данный храм, мы не знаем, однако описание его внешнего вида отдаленно напоминает нам описание идола Перуна, поставленного Владимиром в Киеве: «голова его серебряная, а ус золотой». С учетом того, что до вокняжения в Киеве в 980 г. Владимир какое-то время скрывался в Варяжском Поморье, нет ничего удивительного в том, что при создании своего капища в столице Древней Руси он либо кто-то из его окружения при создании изображения верховного божества мог взять за образец составленный из различных драгоценных частей идол славянского бога, описанного Масуди. Данному божеству принадлежало главенствующее положение в храме, однако в нем имелся и идол женского божества, которое явно занимало подчиненное положение по отношению к нему.
