12 декабря 1908 г. в последний раз в жизни видел я великого князя Владимира Александровича. Он приехал на парад Пажеского корпуса и лейб-гвардии Финляндского полка, в наш гарнизонный манеж, по случаю их праздников. Поздоровался с пажами и поздравил их. Затем поздоровался с финляндцами и тоже их поздравил.
Владимир Александрович в этот, как и в другие разы, произвел на меня очень глубокое впечатление, и его манера здороваться с войсками очень мне понравилась. Говорил он и держал себя с такой простотой и вместе с тем так величественно, что надо было родиться сыном Александра II и внуком Николая I, чтобы так себя держать. Через два месяца дяди Владимира не стало.
Глава XI. 1909. Серебряная свадьба родителей
15 апреля 1909 года исполнилось двадцать пять лет свадьбы моих родителей. На эту серебряную свадьбу приехал в Россию брат моей матушки, дядя Эрнест Саксен-Альтенбургский. Отец, дяденька, мои братья и я выехали его встречать на станцию царской ветки. На платформе был выстроен почетный караул и собрались лица свиты.
Дядя Эрнест приехал в сопровождении флигель-адъютанта Свечина, назначенного состоять при нем, а также своего альтенбургского гофмаршала. Не успел он приехать, как надо было спешить на богослужение в лютеранскую церковь Павловска. Матушка, выходя замуж, не перешла в православие и всю свою жизнь оставалась лютеранкой, поэтому накануне дня серебряной свадьбы было лютеранское богослужение.
После завтрака, днем, приехал великий князь Андрей Владимирович и привез подарок – серебряные тарелки от всего семейства. На обратной стороне каждой тарелки было выгравировано имя одного из членов царствующего дома.
Перед обедом, когда дядя Эрнест спустился из отведенных ему комнат “под куполом” – только что очень красиво отделанных, – он принес с собой два футляра. Я сразу решил, что это – альтенбургские ордена для Иоанчика и меня. Так и оказалось: один футляр он дал Иоанчику, а другой – мне. В них лежало по знаку 1-й степени Саксонского Эрнестинского ордена, со звездой. Мы, конечно, были очень счастливы этим.
Обед был в присутствии государя и государыни, торжественный и праздничный. Прежде чем сесть за стол, государь и государыня удалились с моими родителями в туалетную комнату рядом с парадной спальней императора Павла Петровича и благословили их образом. Кроме того, они подарили матушке брошь с большим аквамарином, окруженным бриллиантами. Аквамарин был любимым камнем императрицы Александры Федоровны.
Во время обеда играли прекрасные балалаечники Измайловского полка. После обеда Татиана, братья и я устроили собственный концерт в картинной галерее: мы дули в чайники, наполненные водой и таким образом очень прилично сыграли несколько вещей. После концерта государь и государыня уехали, а за ними спешно стали разъезжаться и другие.
На следующий день утром, в самый день серебряной свадьбы, когда родители вошли в кабинет, мы с Татианой сыграли им в четыре руки свадебный марш из “Лоэнгрина”, после чего мы все вместе пошли пить кофе в столовую. Мы поднесли родителям в этот день сделанные на серебре наши профили, вроде того, как императрица Мария Федоровна, жена императора Павла, нарисовала своих детей. Профили наши писал художник Рундальцев, остальное делал ювелир Фаберже.
Отец подарил матушке раскрашенные фотографии – свою и всех нас, детей, в серебряной раме, в стиле ампир. Кроме наших фотографий, в эту же раму были вставлены фотографии Мраморного, Павловского и Стрельнинского дворцов и дома в имении Осташево – то есть тех мест, где протекала жизнь моих родителей в течение 25 лет. А матушка подарила отцу свою и наши миниатюры.
Подарков было очень много: бабушка, дяденька, тетя Оля и тетя Вера подарили серебряную “бульетку” – для чая. Вышло какое-то недоразумение: предполагалось подарить серебряный самовар, но получилась вместо русского самовара – заморская “бульетка”. Ювелир Фаберже поднес моим родителям по платиновому обручальному кольцу, которые они с тех пор всегда носили.
Утром был торжественный молебен. Мы все были в парадной форме и альтенбургских лентах. После завтрака поехали в Петербург, в Мраморный дворец. Тут собралось множество народу. Залы во втором этаже, выходившие окнами на Дворцовую набережную, были переполнены депутациями и поздравителями. Дядя Эрнест, Татиана, братья и я шли непосредственно за родителями. Старшие в депутациях говорили речи. Преображенцы преподнесли родителям статуэтку Петра Великого, полковник Воейков – букет красных роз. Прием этот запомнился мне навсегда: родителям было оказано столько внимания, они увидели к себе столько любви. Тут можно было воочию убедиться, какой популярностью и каким уважением они пользовались!
Днем 17 апреля состоялся у нас в Павловске спектакль. Шла пьеса П.С. Соловьевой “Свадьба солнца и весны”. В ней приняло участие до пятидесяти детей, и в их числе – моя старшая сестра Татиана и мои братья – Константин, Олег и Игорь. Брат Олег подробно описал этот день в своем дневнике от 19 апреля (ему было в это время 16 лет).
“Вчера состоялся спектакль. Главные роли “солнца” и “весны” исполняли Татиана и Костя, роль зимнего ветра взял на себя Игорь, а я вышел в роли весеннего дождя. Кроме этих представителей весны и зимы, было множество ролей, как яблони, сирень, жаворонки, головастики, ласточки, снежинки и разные цветы. Все были одеты в очень красивые костюмы. Еще 12 апреля, в воскресенье, была сделана генеральная репетиция. Она сошла очень слабо, так что между днем самого спектакля и генеральной репетицией пришлось опять повторить пьесу, которая на этот раз сошла лучше. Все с нетерпением ждали 17-го числа, когда должно было состояться представление.
Вот наступил, наконец, этот день, и с двенадцатичасовым поездом стали собираться все актеры. Папа′ и мама′ пригласили к спектаклю государя, государыню, наследника и великих княжон. Все поочередно подходили к нам, спрашивая, будут ли их величества, и я всем отвечал: “будут”, так как знал, что государь любит разные представления. Мало-помалу все актеры надели свои костюмы, и когда все было готово, вышло приказание встать за кулисы. Выход зимнего ветра и танец снежинок должен был совершиться под музыку, а мне, весеннему дождю, надо было мелодекламировать. Но вдруг я узнал, что нашего музыканта, А.М. Миклашевского, еще нет и может быть придется начать без него. Всякий поймет волнение, охватившее меня при этом известии. Начались томительные минуты ожидания. Я несколько раз выбегал за кулисы, чтобы узнать, приехал ли Миклашевский, но всегда получал отрицательный ответ.
Откуда-то пришло известие о прибытии государя во дворец, которое шепотом передавалось от актера к актеру. До поднятия занавеса оставалось пять минут. Я почти с отчаянием выбежал в последний раз из-за кулис, чтобы узнать о прибытии Миклашевского, и вдруг с радостным лицом входит М.Н. Бухарин (тесть Н.Н. Ермолинского) и объявляет: “Миклашевский приехал!” У меня как камень с сердца свалился. В эту минуту я был бы в состоянии от радости заплакать, броситься на шею к М.Н. или сделать что-нибудь другое, невозможное… Возвратившись на сцену, я, конечно, не замедлил объявить радостную весть. С минуты на минуту должен был войти в залу государь. Всё на сцене было тихо. Изредка слышался шепот некоторых актеров и шушуканье других.
