Курфюрсту, как и герцогу Якобу, было предложено перейти под руку русского царя. Но Фридрих-Вильгельм предпочел укрепить союз со Швецией. В последний раз переговоры велись уже в царском лагере под осажденной Ригой. Там опять условились о нейтралитете, тем более что Алексей Михайлович уже понял: Ригу взять не удастся, и требовать от курфюрста слишком многого попросту нельзя; уже и на том спасибо, что готов быть посредником при возможных переговорах со шведским Карлом.
Потом было замирение с Польшей, и от курфюрста достаточно сурово потребовали порвать наконец со шведами и заново подружиться с польским Яном-Казимиром. Но, как бы этого ни хотели паны, окончательно портить отношения с Фридрихом-Вильгельмом царь не желал. Летом семь тысяч сто шестьдесят пятого года курфюрст все же порвал со шведами, но тут стали портиться отношения между Россией и Польшей. Теперь уже Фридрих-Вильгельм требовал от государя решительной борьбы со шведами, а государь склонялся к заключению мира. Это и случилось примерно через год, точных дат Шумилов не помнил, после чего каждый занимался своим делом: Алексей Михайлович боролся с Речью Посполитой за украинские земли, а курфюрст пытался вытеснить шведов из Померании. Договариваться им уже было не о чем.
Вот Шумилов и ломал голову: как Фридрих-Вильгельм может встретить перебежчика? Есть ли курфюрсту хоть малейший прок от Воина Афанасьевича? Может ли этот чудной беглец стать для него товаром, который можно кому-то выгодно продать? В том, что хитрый курфюрст может изобрести какую-то каверзу, Шумилов не сомневался. Вопрос стоял иначе: захочет ли Фридрих-Вильгельм тратить время и деньги на странного московита? А если захочет, каковы будут действия иезуитов, о которых ему рассказала Анриэтта? Орден огромен, связь между его членами налажена отличная, и что из всего этого выйдет, если вовремя не вывезти Воина Афанасьевича хоть в Курляндию, одному Богу ведомо…
Глава пятнадцатая
Еще года три назад, когда в Москве побывал прусский посланник Иоахим фон Боррентин, он обещал, что для русских людей проезд через Пруссию будет свободным. Так что для Шумилова с подчиненными главное было – благополучно выбраться из польских пределов.
Ушло на это три седмицы.
Московиты оделись, как путешествующие паны: в лосиные кафтаны, туго схваченные кожаными поясами, в высокие сапоги. На боку у каждого была карабеля. Пистолетов взяли по две пары: пара в седельных ольстрах, пара – за поясом. Им удалось сохранить своих бахматов; выезжая, они приобрели еще вьючную лошадь.
Чтобы при необходимости ночевать в лесу, а не тратить время на поиски корчмы, они, по дедовскому обычаю, запаслись толокном: разведенное в воде, оно могло заменить и кашу, и напиток.
В пути пришлось отбиваться от шайки налетчиков. Их после войны еще не всех истребили. Но шайка была необычная – оголодавшие крестьяне, вооруженные кто чем. Петруха захватил занятный трофей – дубинку более аршина длиной, к которой была привязана голая кость. В этой кости Ивашка с Шумиловым опознали конскую челюсть. Так Петруха и ехал дальше, положив это страшное оружие поперек седла.
Усталые и измотанные, достигли они Пруссии. Там, в полусотне верст от Кенигсберга и Бранденбурга, они остановились в доме у помещика, который был очень удивлен правильной немецкой речью Шумилова. Он-то, помещик, и посоветовал: если господа хотят застать в Кенигсберге или в Бранденбурге господина курфюрста, им следует поторопиться. Сидя в Кракове и имея дело лишь с обывателями, а потом путешествуя, московиты не знали новостей, Анриэтта тоже не очень следила за военными событиями и перемириями. И вот оказалось, что Россия и Швеция замирились настолько, что где-то возле Дерпта собираются российская и шведская делегации, чтобы наконец заключить мир.
Не зная, с кем имеет дело, помещик говорил:
– Так вот, и наш курфюрст туда тоже едет. После того как в Оливе Швеция с Речью Посполитой договорились, для Московии дурные времена настали. Помяните мое слово – придется царю вернуть все, что в Эстляндии и в Ливонии взял, и вернуться к старым границам.
Ивашка с Петрухой чуть в драку не полезли: не может же того быть, нельзя отдавать Царевиче-Дмитриев! Шумилов, оглянувшись и увидев их возмущенные рожи, сразу выслал обоих на двор – проветриться.
Петруха ругался, как пьяный матрос, и чуть не плакал: неужели погибнет флотилия речных судов, стругов и галер, неужели не выйдут суда устьем Двины в море? Он со всей страстью души отдался корабельному делу, и вот какой итог…
Злой, огрызающийся на каждое слово, ехал он к Бранденбургу, замыкая кавалькаду.
Там, в Бранденбурге, уже не было нужды корчить из себя захолустных шляхтичей. Там Шумилов мог спокойно, подъехав к замку, выспрашивать о знакомцах, а когда к нему вышел юный писец и спросил, как о нем доложить, Шумилов назвался подъячим московского Посольского приказа.
Ивашка с Петрухой разглядывали замок, недоумевая: если в таком скромном на вид здании размещаются Фридрих-Вильгельм с семьей и все его люди, от личной стражи до советников и писцов, ведающих перепиской, то где же место, чтобы устраивать развлечения на парижский лад? Стоит замок даже не посреди городка, а посреди деревушки, у московских бояр и князей усадьбы обширнее! Видно, Анриэтта, предполагая, что в Бранденбурге бывают театральные представления и концерты, не представляла, каков он на самом деле; впрочем, был ведь неподалеку Кенигсберг с его Королевским замком, так, может, там – европейские забавы?
Знакомец, которого удалось отыскать, был Генрих Райфф, бывший одиннадцать лет назад посланником курфюрста Фридриха-Вильгельма в Москве. Шумилов был тогда в Кремле, при въезде посланника, а потом его приставили к свите пруссака.
Райфф хотя не сразу, но вспомнил подьячего; полюбопытствовал, живы ли те три породистых жеребца, что были тогда приведены в подарок, осведомился и о здоровье государя. Шумилов ответил на все вопросы и задал свой: не появлялся ли при дворе курфюрста человек, выдающий себя за беглого московита.
Райфф расхохотался:
– Я думаю, тот человек остановится в Померании, а то и дальше с перепугу забежит! Его высочество ведь того самозванца выгнал!
– Как выгнал?
– Как знатный человек выгоняет наглого простолюдина? Сказал: пошел вон, болван!
Шумилов был сильно озадачен таким приемом, но виду не подал.
– Неужели он наговорил глупостей?
– Знаете, любезный друг, это были опасные глупости. Он утверждал, что имеет тайные письма вашего государя. И его высочество понял, что ему эти письма хотят продать. Его высочество попросил показать товар – любопытно же. Товар оказался бумагами, исписанными какими-то завитушками с выкрутасами. Тогда его высочество разумно спросил: откуда можно видеть, что это письма русского царя? Торговец завитушками перекрестился на русский лад и сказал, что это доподлинно так.
– Господин Райфф, знаете ли вы, что около года назад действительно были похищены письма нашего государя? – спросил Шумилов.
