– В какой город?
– В Брюссель. Там есть кому отдать…
Васька толкнул Воина Афанасьевича – он уже знал, что Брюссель по дороге в Париж.
– Мы поедем туда вместе, – сказал Воин Афанасьевич.
– Послушайте, я вижу, с вами можно договориться. Я уже кое-чему обучил вас, я на вас время потратил! Мы вместе можем делать отличные дела! – пообещал Жан-Луи де Водемон. – Эта добыча – неплохая, но сущие мелочи по сравнению с той, которую мы можем взять втроем! Вы ведь не хотите в Париже ночевать под Новым мостом? Я предлагаю из Брюсселя ехать в Лейвен! Городок небольшой, и там тоже нужны французские повара! Когда приезжает повар сам по себе – это одно дело, а когда приезжает повар с двумя обученными помощниками – совсем другое!
– Опять морковку резать? – возмутился Воин Афанасьевич.
– Да, и морковку, и репу! Но потом – в Париж! Вы, господин Лунски, человек образованный, вы ведь захотите вращаться в высшем обществе! Там, где бывают аристократы и поэты! Покупать дорогие книги и картины! Одеваться по самой последней моде! Заказать художнику свой парадный портрет! Иначе зачем вам Париж?! Играть в шахматы можно и дома! Послушайте, вокруг Брюсселя много достойных городков, где требуются французские повара…
Воин Афанасьевич понял, что Жан-Луи де Водемон прав. В Париже без денег делать нечего. Европа ждет людей с набитыми кошелями. А человеком с пустым кошелем он уже был – и понял, что это гадко и гнусно.
Он хотел немногого – всего лишь оказаться там, где можно найти применение своим способностям. В Царевиче-Дмитриеве он тратил время на возню с бумагами, но в глубине души знал, что способен на большее. Нищему Париж может предложить разве что квадратный аршин места на паперти собора Парижской Богоматери. Человеку с деньгами он предложит самое ценное – знакомства! Значит, нужны деньги, нужны деньги, нужны деньги…
В Брюсселе опять вышла ссора с поваром. Васька, по натуре простодушный и доверчивый, перестал доверять Жану-Луи де Водемону даже в мелочах. При дележке денег, вырученных за серебро Моретуса и драгоценные безделушки, чуть не случилась драка. Наконец повар сумел вразумить помощников: он знает, куда сбывать в Брюсселе добычу, они не знают и попадутся при первой же попытке; так что он и без них, бестолковых, обойдется, а они без него – черта с два! На этом основании, вполне разумном, он и настаивал на правильном разделе наворованного: помощникам – одна пятая, ему – четыре пятых.
Потом Васька задал вопрос, который Воину Афанасьевичу и в голову не пришел: где во время странствий будут храниться деньги? Таскать их с собой по дорогам – дело опасное. Тут Жан-Луи де Водемон заюлил, стал призывать к пониманию и тем навлек на себя немалые подозрения.
Посовещавшись, Васька и Воин Афанасьевич не придумали ничего лучше, как зарыть клад.
Деньги они уложили в большой кожаный кисет и пошли искать подходящее место. Города они не знали, первым делом заблудились, потом выбрели на кладбище возле какой-то огромной церкви, увидели похороны и решили, что можно пристроить кисет с края могилы, благо земля рыхлая, но хорошо запомнить место.
Там их за этим странным занятием и застал священник.
Это был совсем еще молодой человек, очень стройный, с тонким бледным лицом, с большими черными глазами, с тем взглядом, который дамы называют бархатным. Он с улыбкой осведомился: неужели два молодых господина не могут найти более подходящего места для своих сокровищ? Воин Афанасьевич признался: знакомцев в городе нет, вообще никаких нет, а нужно совершить путешествие по окрестностям, и два молодых господина не хотят подарить свои деньги каким-то разбойникам.
– Вы ведь польские дворяне, если я не ошибаюсь? – спросил священник.
– Да, мы польские дворяне.
– Значит, вы тоже католики. Я рад, что Господь свел нас. Вы, придя на кладбище, хотели доверить свои деньги Господу, и Господь не обманет доверия. Пойдем в храм, возблагодарим Господа!
Делать нечего – Воин Афанасьевич и Васька поплелись за отцом Бонифацием в огромный и великолепный собор святых Михаила и Гудулы. Там они познакомились с монахом, который просил звать себя братом Франсуа. Монах был тоже молод, лицо имел простое, открытое, приятное, и Васька даже удивился: для чего такому молодцу принимать постриг?
Насчет денег по совету брата Франсуа договорились просто – оставили их настоятелю храма под расписку, составленную по всем правилам. Нашлись свидетели из прихожан, заверили бумагу своими подписями. И, выйдя на площадь, Воин Афанасьевич и Васька вздохнули с облегчением.
Жан-Луи де Водемон пытался дознаться, куда они дели деньги, но связного ответа не получил.
– Бог с вами, господа, я не назойлив! – в конце концов заявил он. – Я даже щедр – на свои деньги нанял карету и кучера, чтобы отвезти нас в Лейвен. Только нужно вас прилично одеть. На что вы похожи?! Вы меня позорите, господа! Такой повар, как я, не может держать в учениках оборванцев!
Тут он был прав: по одежке встречают, по уму провожают. И возник очередной спор – кто должен оплачивать новые штаны и башмаки.
Живя в Царевиче-Дмитриеве, Воин Афанасьевич и не подозревал, что, попав в просвещенную Европу, будет так ругаться из-за десяти гульденов.
А брат Франсуа, придя в скромный домик, где его приютил отец Бонифаций, попросил бумагу, чернильницу с пером и сел сочинять послание.
Начиналось оно так: «In hoc signo vinces». И далее на безупречнейшей латыни брат Франсуа обращался к отцу провинциалу, докладывая о благополучном прибытии в Брюссель и выполнении поручений. Затем брат Франсуа сообщил следующее:
«Храм во имя святых Михаила и Гудулы посетив, встретил двух молодых дворян, поляками назвавшихся. Но крестное знамение на себя налагали неверно, по правилам ортодоксальной церкви. Деньги, им принадлежащие, в храме оставили и за этими деньгами вернутся. Намечая пробыть в Брюсселе около месяца, прошу указаний – как поступить с этими мнимыми поляками и поддельными католиками…»
Пока Воин Афанасьевич и Васька резали в Лейвене осточертевшую морковку, брат Франсуа получил ответ.
Начиналось послание теми же словами: «In hoc signo vinces». И далее среди прочих указаний было такое:
«Наблюдение над мнимыми поляками учредить. Узнать, для чего им прятать деньги понадобилось. И если совершают нечто противозаконное, в руки властей отдать. Как только это произойдет, известить нас сразу. Эти люди могут быть полезны нашему обществу».
Прочитав, брат Франсуа задумался.
– Кто же у нас в Лейвене? – сам себя спросил он. – Никого? Странно… Придется ехать самому.
Два часа спустя брат Франсуа, уже не в рясе и сандалиях на босу ногу, а в шерстяных чулках и прочных башмаках, в широких коричневых штанах и суконном плаще-«казаке» из четырех лопастей, двух широких – спереди и сзади, двух узких – по бокам, приладив за плечами немалый короб бродячего торговца, шагал по лейвенской дороге легкой походкой человека, привыкшего ходить много и умеющего носить грузы.
