– И даже дам деньги вперед.
– Слышал бы нас теперь проклятый итальянский скупердяй! – Бюсси даже развеселился. – Теперь я вижу, что значит хорошая репутация! Я вас, моя красавица, никогда не подводил?
– И сейчас не подведете. Вот эти господа, – Анриэтта указала на Шумилова, Ивашку и Петруху, – ищут одного мерзавца. Я уверена, что вы можете кое-что подсказать. Каждое слово – на вес золота.
– За одно слово – луидор?
– Если это слово – имя или название улицы.
– Так… Ну, садитесь, господа, и я вас внимательно выслушаю.
Бюсси сел первым – на свой стул, московиты и Анриэтта с трудом уместились на скамье.
Шумилов, мужественно сражаясь с французскими неправильными глаголами, рассказал о двух простаках, попавших в когти к Жану-Луи де Водемону.
– Значит, мы ищем повара, который склонен к воровству? А может, скажем иначе: ищем вора, который умеет прекрасно готовить? – спросил Бюсси.
– Да, так будет правильно, – согласился Шумилов.
– Удачно придумано. Такое ремесло в Нидерландах открывает двери во все богатые дома. Я непривередлив, но тем, что стряпухи в Брюгге называют мясным супом, я не стал бы кормить и уличных псов. Наша французская кухня – сокровище. Итак, де Водемон… Имя наверняка фальшивое. Есть какие-то приметы?
– Высокий, толстый, лет пятидесяти, умеет себя вести в хорошем обществе, – перечислил Шумилов.
– Попробую узнать, что это за мошенник… Любопытно, умеет ли он правильно готовить гасконский и лотарингский киш. Я, видите ли, очень люблю эти жирные пироги…
– Найдется ли кого послать за большим горячим кишем? – спросила Анриэтта. – Господин Шумилов, доставайте кошелек.
Деньги в этом кошельке лежали те самые, что московиты выручили за золотую мушечницу.
– Приходите через неделю, – велел Бюсси. – Раньше я ничего не узнаю.
– Хорошо. Идем, господа, – сказала, встав, Анриэтта.
Они вышли в переулок.
– А это что было? – спросил Ивашка, повторяя знак, который открыл Анриэтте двери дома Бюсси.
– Печать покойного кардинала – три пентаграммы. Надеюсь, что никогда в жизни ее больше не увижу.
Эту неделю московиты провели весело – шатаясь по Парижу. Анриэтта подсказала им, что стоит посмотреть, и они в ожидании сведений развлекались, как умели.
Сведения же оказались такие: Жан-Луи де Водемон носил имя Туссен, фамилию – в зависимости от обстоятельств, прозвище – Пузан. На поиски Пузана можно отправить одного человечка, знающего, кому в Брюсселе можно задавать вопросы о ворах, грабителях и проститутках.
– Вы сами не справитесь, – сказала московитам Анриэтта. – Придется платить.
– Нечем, – честно ответил Ивашка. – Сколько ж можно у тебя брать?
– Вернешься в Москву – купишь Денизе все, чего пожелает. И мы будем в расчете.
– Стыд и срам, – буркнул Шумилов.
Эти русские слова Анриэтта знала.
– Деньги – это всего лишь маленькие кругленькие штучки. Зачем придавать им то значение, которого они не имеют? – спросила она. – В конце концов, господин Башмаков отправил меня с вами, чтобы я вам помогала. В Вавеле я изображала баронессу за его счет. Господин Шумилов!
– Я вас слушаю.
– У меня сейчас есть деньги!
– Хорошо.
Анриэтте пришла в голову неожиданная мысль: вот любопытно, когда он наедине с женщиной и постель уже готова, он так же хмурится и бурчит?
– Вы ведь запомнили, где живет дядюшка Бюсси? Ступайте, отнесите ему шесть луидоров, для начала хватит. Да будьте осторожны. Если увидите подозрительных людей, сразу возвращайтесь к Бюсси. Там вас не тронут. Держи деньги, милый братец!
Это относилось к Ивашке. Анриэтта знала, что Ивашка возьмет сразу, а Шумилов еще будет корчить из себя оскорбленную невинность и святую недотрогу.
Московиты отправились на остров Ситэ, но не с утра, как советовала Анриэтта, а вечером. И, как она и опасалась, угодили в потасовку.
Шпаги у них были – точнее, решив не тратить лишних денег на оружие, которым все равно пользоваться не умели, они приобрели один увесистый колишмард и две рапиры. Ивашка вовремя заметил, что за ними увязались двое молодцов, обернулся и погрозил им кулаком. Один преследователь сразу выхватил клинок, другой свистнул. Явились еще трое.
Казалось бы, что хорошего могли они взять у троих скромно одетых мужчин? Но, как потом догадалась Анриэтта, местные жители запомнили их, дважды увидев у дверей Бюсси, и решили, что они ведут со стариком денежные дела. Вопроса, куда девать покойников, у этих налетчиков даже не возникло: Сена же рядом.
Увидев противников, московиты тоже достали оружие. Как быть дальше, они не знали. Спасла Петрухина ловкость.
Он первый сообразил, что нельзя подпускать злодеев на расстояние более двух аршин, и быстро огляделся. Улица была узка – чуть более сажени, дома стояли плотно, однако и тут жили женщины, вели хозяйство. На высоте второго этажа через улочку от окна к окну был перекинут длинный шест, на котором сушилось белье и висели мешочки с продовольствием. Петруха, бросив наземь рапиру, ухватившись непонятно за что и опершись ногой о дверную ручку, воспарил ввысь, сдернул вниз этот шест и напал на противников первый. Хороший удар в грудь опрокинул первого навзничь, а чтобы ему было о чем поразмыслить, Петруха пробежал по нему, успев дать с носка в челюсть.
Ивашка с двумя рапирами побежал следом, крича такое, что самому потом неловко стало.
Шумилов же заметил у двери дома две пустые бутылки. Взяв колишмард в левую руку, он запустил их в злодеев, и очень удачно: бутылка, попавшая как раз в середину лба, хоть кого вразумит.
В общем, как могли – так и отбились.
Вечером Ивашка потихоньку рассказал Анриэтте об этом происшествии.
– Нам бы поучиться… – он вздохнул. – Всякий сброд махать шпажонками умеет, мы чем хуже? А тут цепляются к каждой мелочи, косо посмотришь – уже хватаются за рукоять… Честь, видите ли, задета… А какая такая честь, если ее всякой дрянью задеть можно?..
Шумилов в это время играл с Петрухой в шахматы, но прислушивался. Вдруг он резко обернулся.
Анриэтта догадалась – он разозлился на Ивашку за то, что Ивашка пожаловался. И эта злость ей не понравилась.
Как многие норовистые женщины, Анриэтта вслух утверждала, что мужчины измельчали, они не те, что воевали в армии Карла Стюарта или в отрядах фрондеров, она чуть ли не клялась, что, подвернись ей такой решительный боец с обостренным чувством мужской чести, пошла бы за ним на край света. Но, столкнувшись с мужским норовом, она желала лишь одного: переупрямить и победить!
– Бою на шпагах учатся точно так же, как игре в шахматы, – громко сказала она. – В этот раз вам повезло, в другой может не повезти. А тут нет вашего православного храма, чтобы отпеть вас и отслужить панихиду.
