Яга сочувственно покивала, а потом не удержалась и хихикнула:
– Надпись-то на заборе видал небось?
– Зрелище заметное… Ваша работа?
– Моя! Уж расстаралась, как могла, горба не жалеючи, а тока Митенька наш, не будь дурак, с первым ветром прибежит, образумится, – охотно призналась гордая домохозяйка. – Да ты, сокол ясный, не болтай, вона курочка печёная, яблоком мочёным в пузе натыканная, во печи томится. А пироги ещё, а варенички, а ватрушка свежая, творогу сладкого…
– Я столько не съем!
– И пошто вот так обижаешь старую женщину… Али невкусно? Али со стряпни моей кого когда наизнанку воротило? Али где в другом месте угоститься успел?! Ох, Никитка, не доводи до греха… Съешь хоть кисельку!
От неминуемого обжорства меня спас подоспевший Фома Еремеев. Сотник очень вовремя явился с докладом, был насильственно водворён на моё место и закормлен без жалости, пока я наслаждался короткой передышкой.
Получается, что на данный момент наркотических конфеток раздарено относительно немного. И вроде бы от одной-двух штучек особой беды не будет, но ведь в первую очередь они достаются детям, а организм ребёнка в несколько раз восприимчивее. Здесь всё понятно, халявную раздачу следует немедленно прекратить, карамельки конфисковать, директора вызвать к нам и обстоятельно допросить на предмет выяснения адреса поставщика. Думаю, на это государь даст добро. Конечно, с доказательствами у нас туговато, но профилактику преступлений тоже ещё никто не отменял…
– Купца-то лихо постращал?
– Не извольте беспокоиться, бабушка, до самой бледности довёл! А уж как его парни расстреливать начали…
На секунду мне показалось, что я ослышался… Какой ещё расстрел?! Яга тоже явно заинтересовалась, почти без чувств опускаясь задом на безмятежно потягивающегося кота. Должен признать, что ни воплей, ни истерик, ни применения когтей в порядке самозащиты вышколенный Васька себе не позволил. Просто обмяк под бабкой, как персидский коврик, и свесил язык набок.
– Поучили мы его, чтоб впредь никому неповадно было, – важно вытерев усы рукавом, объяснил Еремеев. – Во двор вывели, к воротам привязали, перекрестили поочерёдно, да и дали залпу холостыми! Хозяин с перепугу такое натворил – дышать нельзя… Вся дворня – в хохот, оценили, значит, юмор милицейский!
– Ты… псих!
– За что ж своих обижаешь, Никита Иванович?
– Молчать! – уже совершенно не владея собой, взревел я. – Сотник Еремеев, с сегодняшнего дня вы уволены со службы в отделении!
– Никитушка… да ить он не со зла же… – осторожно вступилась Яга. – Как лучше хотел, вот и… Зря, конечно…
– Вот и я о том! – неуверенно возвысил голос Фома. – А то что ж, каждая морда купеческая будет на тебя убийц нанимать, а мы молчи?! Давить их надо, как клопов, – пусть милицию уважают!
– Шеврон – на стол!
– Ой да не горячись, участковый…
– Шеврон сыскного отделения – на стол, и свободен!
Мы встали друг напротив друга взъерошенными петухами, но сотник первым отвёл взгляд. Потом зубами оторвал с рукава крепко пришитую эмблему лукошкинской милиции, швырнул мне её под нос и, развернувшись, ушёл, хлопнув дверью.
Меня трясло ещё минут десять… Бабка сидела, как мышь, так и не вставая с кота. Последний демонстративно не подавал признаков жизни и лишь изредка укоризненно вздрагивал ухом в мою сторону. Происходящее до сих пор не укладывалось у меня в голове…
Еремеев служит в отделении не первый день, иногда вспыльчив, но исполнителен и своих стрельцов держит в железной узде, честно разделяя с ребятами все тяготы и лишения. Участвовал не в одном опасном деле, всегда был человеком, на которого я мог положиться безоглядно, и вдруг… Выкидывает фортели не просто административно наказуемые, а вообще не совместимые со званием работника милиции. И ведь с полным убеждением в собственной правоте!
– Никитушка…
– Да?
– Ты тока не серчай на меня, старую…
– Угу.
– Я те вот что сказать хочу, ежели Фома одумается да в отделение вернётся, ты уж сразу-то не…
– С кота слезьте.
– Чего?!
– Я говорю, с кота слезьте, может, он живой ещё…
– Охти ж мне! Васенька! Любимый, родной, хороший мой, эка тебя наплющило-то… А ты что ж, злыдень участковый, сразу сказать не мог?! Кровиночка моя, дитятко, ягодка сахарная…
Пока Яга, ругаясь и причитая, носилась с симулирующим паралич домашним любимцем, я сдвинул в сторону посуду на столе и сел за написание докладной государю. Помнится, Горох сам просил взять его на ближайшее задание, вот пусть и развеется. Кстати, матушка царица будет только рада: русские мужчины от ничегонеделания дуреют – пьют или лезут в женские дела. Пусть уж лучше с нами побегает, когда пойдём карамельные шарики конфисковывать…
Писать гусиным пером и орешковыми чернилами – забава для экстремалов, лично я всегда перемазывался и клякс ставил столько, что порою доклад походил на творческие изыски Пабло Пикассо. И хотя рука постепенно набивалась, но до совершенной каллиграфии мне было как на карачках до Парижу! Может, писаря нанять в отделение – нам секретарша по штату положена. Только посимпатичнее, хотя… бабка чисто из вредности не позволит.
В очередной раз отложив спотыкающееся орудие письма, я сунулся в карман за платком вытереть пальцы и… неожиданно обратил внимание на выпавший клочок бумаги. Аккуратно сложенная записка гласила: «А вот коли зайдёшь в гости вечером да удалью мужской не осрамишься, – подмогну информацией…» Почерк мелкий, убористый, подписи нет, подразумевается, что адресата я знаю и домом не ошибусь. Кто подбросил, когда, о чём будет идти речь и за какую плату?.. Двух минут размышлений посредством дедуктивного метода мне оказалось достаточно.
– Бабушка, как вы полагаете, можно за подобное предложение попробовать пришить лёгкий шантаж и недвусмысленные намёки по поводу морального облика сотрудника милиции?
Яга на секунду оторвалась от ожившего и прибалдевшего в ласке кота, бегло пробежав глазами три строчки. Потом глянула на меня с неподдельным уважением и радостно ухмыльнулась:
– От и тебе удача полпудом сахарным на руки обломилась! Иди, иди, Никитушка, а уж на месте не плошай – с полпути не заворачивай, смеху волю не давай, шибко громко не ори и, главно дело, подольше так-то… там-то… ну а природа подскажет!
– Слушайте, – не сразу нашёлся я с ответом, – вы на что меня толкаете? Я, знаете ли, не…
– Да уж знаю, милок! А на что да куда тебя толкать, про то другие руки озаботятся… Но для солидности и мундиру непорочности – пойдёшь «получать информацию»! Расскажешь потом, а?
– Никуда я не пойду!
– Ан пойдёшь! – Моя домохозяйка грозно треснула кулачком по лавке. Васька тихо встал и удрал к себе от греха подальше… – Ишь, моду какую взял, меня на старости лет перед соседями срамотить?! Пришло тебе письмецо, так будь добр – иди и проверь! Мало ли чем где платить придётся, а тока на то мы и милиция, чтоб в городе нашем девки не пропадали.
