Через пять минут ее отец выбежал к ним с круглыми от страха глазами.
— Почему ты здесь?! — закричал он еще издали. — Что случилось? С тетей? С мамой? С братиками? С кем?
— Папочка, не сердись, я с ним убежала-а-а!.. — Малька на всякий случай начала реветь сразу. — Он приехал за мной, напугал Рустема собакой и увез меня. А я побоялась убегать совсем, и тогда он сказал ехать к тебе. Не серди-и-ись!..
Малькин отец молчал и ошеломленно смотрел то на Мальку, то на Витика. Витик на всякий случай ему покивал: может, он не верит Малькиным словам? Вдруг в глазах отца что-то зажглось, он шагнул к Витику, схватил его за плечи и встряхнул.
«Ну всё! — подумал Витик и закрыл глаза. — Сейчас будет бить. Прямо здесь. И зачем меня сюда понесло? Надо было на улице остаться…»
— Украл?! — крикнул Малькин отец. — Ай, молодец! — Он отпустил Витика и выпрямился. — Ай, как нехорошо поступили — не послушались родителей. А что ко мне прибежали — очень хорошо. Очень правильно сделали. А сейчас, Витя, иди домой. Маула пойдет со мной. Иваныч, ко мне дочка приехала, пропусти!
Они прошли через турникет и скрылись. Малька лишь оглянулась и слабо улыбнулась Витику. Он глубоко вздохнул и пошел домой.
Через два часа они с Фуней ехали на дачу.
А там были свои новости. Терезка, торопясь и захлебываясь, путая русские и польские слова, сообщила, что Джон вчера сводил их с Андрюшкой в лес — посмотреть поляну, которую он для них нашел. Поляна сыровата, зато недалеко, вокруг лес, а посередине стоит черное ломаное дерево без листьев. Джон сказал, что в него уже ударяла молния. А сегодня утром он опять пришел и вдруг заявил, что Терезка должна бросить Фуню и Витика и перейти в его компанию. Он уже поговорил об этом с Бобом, и тот охотно примет их обоих. Боб подтвердил, что скоро отдаст ему свой велосипед, тогда Джон подарит свой Терезке, и они станут ездить все вместе. И все будет о'кей. А Витик и Фуня или сами дураки, или нарочно дурачат его и Терезку: из ихнего помойного бака скорее вылезет свинья с рогами, чем молния.
Тогда Терезка сказала, что Витик и Фуня очень умные, молния у них обязательно получится, а Джон — предатель. Джон возразил, что он не предатель, а жертва обмана, потому что Терезка заманила его в хитро расставленную ловушку — Боб ему все хорошо объяснил. И теперь Терезка должна загладить свою вину перед ним, Джоном. Терезка спросила: стал бы Джон исправлять свою ошибку, если бы ему не пообещали велосипед? На что Джон ответил, что Терезка — плебейка. Тут Терезка ужасно разозлилась, потому что Мышковские — старинный шляхетский род, от самих Радзивиллов, так говорит мамуся, и сказала, что от Джона «смердзи глупствем», то есть воняет дуростью, и чтобы он сейчас же убирался вон, а то вернется Фуня, и велосипед Джону больше никогда не понадобится. Джон сказал, что плевал он на Фуника и что даст ему в другой глаз. Терезка позвала Андрюшку, и Джон убежал.
Фуня слушал Терезкин рассказ синий от злости, но при заключительных ее словах обмяк, удовлетворенно улыбнулся и стал ей втолковывать, что «воняет дуростью» — это, конечно, очень хорошее определение для Джона, но надо было сказать этому подлому Ваське, гнусному предателю, еще то-то и то-то. Фуня придумывал всё новые и новые названия для Джона, а Витик подумал, что вот снова трудности, опять придется ходить по поселку с оглядкой, но после переживаний сегодняшнего дня ему было все равно.
— Як там в Москве? — спросила Терезка, перебив Фуню на самом интересном для него месте.
Фуня смолк и с открытым ртом оглянулся на Витика.
— Расскажи ей всё, — сказал Витик и пошел в дом.
Установку достроили, теперь дело было за грозами, но погода, как назло, стояла отличная.
Фуня по три раза в день слушал прогноз по карманному приемничку. Сведения были самые неутешительные: ясно, жарко, антициклон, сухо, без осадков, температура двадцать восемь — тридцать, местами до тридцати двух. Каждый день ходили с Андрюшкой купаться, на пруду встречали «аристократов», но при Андрюшке они, конечно, не возникали. Джон был с ними, велосипед у него был все еще старый. Он часто взглядывал на Терезку, но она демонстративно поворачивалась к нему спиной. Фуня при этом сводил брови, делал зверское лицо и сверлил Джона глазами. Андрюшка заметил эту «холодную войну» и стал их передразнивать, и они от хохота просто плакали и катались по песку. «Аристократы» тоже делали вид, что им весело, но смех у них был какой-то неестественный, натужный.
А в субботу приехала Малька. Витик с Фуней возились, как обычно, за домом: перекинули веревку через сук и отрабатывали подтягивание и закрепление установки на дереве. Сначала они услышали Терезкины вопли и решили, что приехали ее родители с дядей Яковом. Фуня, конечно, скомандовал: «Держи!» — бросил веревку и помчался здороваться. Витик стал осторожно опускать бак на землю, следя за тем, чтобы он не начал вертеться и лента не перекрутилась. Теперь заорал Фуня, сначала там, у крыльца, а потом совсем близко. Витик оглянулся и выпустил веревку — бак грохнулся: прямо перед ним стоял улыбающийся Фуня, а возле него — Малька с распахнутыми во всю ширь, испуганными и радостными глазами.
— Уй, дурак! Что ты наделал! — взвыл Фуня и кинулся к баку.
— Сбежала? — одними губами, без голоса, спросил Витик.
Малька помотала головой.
— Мама привезла. Она здесь поживет со мной, если можно?
— Твое счастье, что ничего не сломалось! Не смей больше так швыряться! — закричал Фуня и тут же смолк.
Витик даже не оглянулся на него.
— Как тебе удалось? — спросил он у Мальки.
— Это папа. Когда мы пришли с завода домой, он велел мне сидеть в комнате, а сам ушел с мамой на кухню и долго с ней там разговаривал. А потом позвонил Фуниным родителям, узнал, что Терезкины едут к вам, и договорился с ними ехать сюда. Если твой Андрюша разрешит, мы с мамой останемся. Ненадолго — скоро в деревню. Я могу спать на полу, мы надувной матрац привезли, простыни, одеяла…
— Чего уставился! — закричал Витик на Фуню. — Иди отсюда к своей Терезке!
Фуня хихикнул и исчез.
Узнав, что Малькина мать хочет остаться на даче, Андрюшка осторожно спросил, не будет ли она возражать, если он на какое-то время уедет в Москву, а когда она согласилась, до самого отъезда ходил за ней и благодарил. Дважды созывал Фуню, Терезку и Витика и предупреждал, что, если они не будут слушаться тетю Фирузу, как его самого, он тотчас приедет и пообрывает им уши.
— Ты вернешься? — спросил Витик, когда Андрюшка садился с Терезкиными родителями в машину дяди Якова.
— Ни за что, — ответил брат и неожиданно поцеловал Витика. — По крайней мере, дней через пять.
Малькина мать поселилась в Андрюшкиной комнате, а Малька наверху, с Терезкой. Спала она в кресле, которое, оказывается, раскладывалось в длинную кушетку. Жизнь стала какой-то очень размеренной и спокойной. С утра Витик и Фуня занимались установкой: совершенствовали ее или тренировались с ней управляться, ведь неизвестно, что может случиться во время грозы. Если нужно было, ходили в магазин или на станцию, как правило, с тетей Фирузой, помогали ей нести покупки. Девчонки загорали, читали или делали что-нибудь по хозяйству. Однажды даже сами испекли довольно вкусный пирог. Малька как-то сказала Витику, что ее мать даже удивляется, насколько ей тут легко: никто не спорит, не капризничает, попросишь — делают сразу. Неужели они и дома такие же или это Андрюша их так воспитал?
