– Чую, чую, – не совсем понимая смысл, но улавливая общую идею, согласился я. – Возможно, нам понадобится навестить вашу усадьбу, как будем посвободнее… Хочу осмотреть комнату, где квартировал ваш гость. Не возражаете?
– Стол накрою, – важно пообещал боярин и, уже выходя из горницы, сделал пальчиком тайный знак Яге.
Та, опустив глазки, скромно просеменила следом. Я уткнулся носом в записи, дьяк и Митька тихо препирались за моей спиной.
– Не будет вам от нашего отделения никакого служебного расследования, покуда на маменьке моей супружеский долг не исполните как следоват. Два раза! Так маменька говорила…
– Да ить во мне ж слуга сатанаилов стволом огненным дыру вертел, а милиция и в затылке не почешет, и зад не поднапряжёт! Ох, матушки-государыни на вас сей же час нету… Она б тут всем дала… всем показала!
– А вот на государыню таковой поклёп и возводить грешно и безосновательно! Царь узнает, дак собственноручно рожу вашу скособочит, а всё Лукошкино подтвердит, что так и было. И раною своей подмышечной не мельтешите мне под носом, и так дышать нечем… Идите вы к маменьке! Вот ей-богу, лучше вам на неё добровольно сдаться, чем она вас по запаху отыщет да с бою добычей законною возьмёт!
– Митенька-а… соколик ты ясный, голубь сизый, ну поимей же ко мне хоть капельку состраданья. Я ли тебя, сволоту ментовскую, грамоте не учил? Я ли тебя, бугая беспросветного, не поил, не кормил, не лелеял, как мог со скудности средств, но величины желания! А ты мне таковую Сусанну библейскую, отцветшую да десятипудовую поверх хрупкого телосложения кладёшь… Смилостивись, отпусти душу на покаяние, не хочу жениться-а!!!
…Я не прислушивался особо, ну болтают два комедийных типажа за спиной, что ж, каждый раз оборачиваться? А потом мельком глянул в окно и понял, что вмешаться попросту необходимо. Если я, конечно, дорожу тишиной и порядком в доме…
– Митя, прячь Филимона Митрофановича под печку. Сюда идёт твоя маман и тащит за шиворот Абрама Моисеевича. По лицу видно, разборки будут кровавыми…
– Дык, а… – не сразу сообразил мой напарник. – А чего ж нам его прятать? Сдадим маменьке, вот она и обрадуется! Али на Шмулинсона обменяем, покуда живой… тоже прямая выгода.
– Митя, блин! Да потому, что дьяк у нас важнейший свидетель, которого пытался убрать этот чёрный тип по кличке Александр Борисович. Прячь его, говорю! Мама дня два потерпит…
– Вашему милосердию предаюся смиренно, ввергаясь во тьму египетскую, – фальцетом пропел дьяк, ныряя под печь. Фигушки нам! Сухопарые ноги Филимона Митрофановича предательски торчали в обе стороны и обрезать их было нечем…
– Мешок! – вовремя сообразили мы оба.
Далее короткая импровизация на гоголевские мотивы, и плотно укомплектованный дьяк брошен в сенях, как куль с мукой. В смысле мешок точно был из-под муки, хотя впоследствии это не сыграло никакой роли…
* * *
– Дома ли хозяева-то? – громогласно донеслось из сеней. После чего, не дожидаясь ответа, крупная женщина головой гражданина Шмулинсона распахнула входную дверь и шагнула к нам в горницу.
– Где Яга? – широко улыбаясь, прошипел я. Митяй пожал плечами:
– Откуль же мне знать, она не докладывалась. Видать, боярина вышла за околицу проводить…
– Ладно, мы сами… Доброе утро, Марфа Петровна! А мы очень заняты, так, может, вы в другой ра…
Договорить мне не дали, да и когда она кого всерьёз слушала! Такую женщину даже в наш поруб на перевоспитание сажать бессмысленно – разнесёт…
– Суди его, участковый, а то я за себя не ручаюсь, – твёрдо заявила Митина мама, практически швырнув нам под ноги бледнющего, как шампиньон, Шмулинсона.
– В чём обвиняется? – кротко уточнил я.
– Во грехе! – Такой убеждённости мог бы поразиться и прокурор с восьмидесятилетним стажем. – Меня, порядочную вдову, прилюдно обманул, присоседно обесчестил! Мужа посулил, обманом завёл, словами красивыми запутал, всю душеньку обнадёжил… А женишок-то возьми, да и сбеги!
– Не может быть, – фальшиво ужаснулись мы с напарником, стараясь прикрывать от её горящего взгляда дрожащий мешок, полный дьяка.
– Так, сегодня наутро явился энтот сводник библейский и стал законом Моисеевым у меня яйца требовать! А я ж тока-тока из засады от боярского дома пришла, водицы испить, горбушкой сухой пропитаться, да и дальше бдить неусыпаемо! – Она гордо выпрямилась, посмотрела каждому из нас в глаза, словно подчёркивая значимость момента, и встряхнула Шмулинсоном. – А тут энтот хмырь горбоносый отпирательства клеит! Дескать, на всё воля Всевышнего, и ежели мне сейчас в супружестве не повезло, дык и у Авраама с Лией тоже не всё гладко выходило… А мне до них что за дело, они не тока евреи, так небось ещё померли давно! Меня-то за каким русским хреном опорочили! Нет ему ни яиц, ни проценту со сделки, а вот пущай теперича сам на мне женится! В качестве компенсации и контрибуции, а не то…
По-моему, даже Митька разинул рот, сражённый тем, что его мама знает такие слова. Думаю, это она у того же Абрама Моисеевича подхватила, но неважно… Важно, что спасти его можно было только одним способом:
– Младший сотрудник Лобов, арестуйте брачного афериста.
– Шо?! – ахнул еврей-гробовщик, представитель масонского меньшинства. – Ви это обо мне и про меня? Митя, скажите в лоб – после того, шо мы с вами совместно пережили, ви тут будете крутить мне руки за спину и бить лаптём по почкам?!
– Попрошу без грязных намёков! – сурово прикрикнул я, изо всех сил стараясь понравиться Митиной маме. Без Яги я её почему-то попугиваюсь. – На вас поступило устное заявление, оснований для возбуждения уголовного дела по статье сводничество и мошенничество – предостаточно. А вас, уважаемая Марфа Петровна, мы благодарим за проявленную бдительность и активную гражданскую позицию. До свидания. Ждите вызова в суд как свидетель и потерпевшая…
– Чёй-то? – не поняла она.
– Домой идите, мама, – попробовал объяснить Митька. – Абрама Моисеевича мы щас по-свойски допросим, протокол напишем, а там ему за ваши обиды лет пятнадцать с конфискацией, за Уральским хребтом строевые сосны валить! Ежели, конечно, государь на плаху не пошлёт…
Шмулинсон икнул, обмяк и, рухнув, закатился под стол. Героическая вдова задумчиво чесала в затылке…
– А за кого ж тогда мне получается замуж идти?
– Ну не за него точно, – поспешил вставить я. – Этого типа мы хорошо знаем, он женат, и у него двое детей.
– Дык… не помеха…
– Кроме того, он иудейского вероисповедания. Вас ни один батюшка не зарегистрирует. Да и что за жизнь с отпетым аферистом? Вы же не пойдёте за ним на каторгу, как жёны декабристов! Пусть человек хоть там отдышится…
– Дык… замуж хотелось бы, – капризно поджав губки, вздохнула Марфа Петровна. – Вроде настроилась уже. А ежели этого никак нельзя, так, может, дьяк где-нигде да отыщется? Хоть и худющий, а всё ж мужчина в доме. Откормлю небось…
