И я пошел вон.
Конечно, мы потом помирились, но с тех пор любовь наша покатилась под горку.
Я еще пытался цепляться за уступы этой скользкой горы. Поумерил ревность, старался проявлять внимание, делал какие-то глупые подарки. Да и она старалась, временами все становилось почти как прежде. Королева раскрывала мне свои умопомрачительные объятия, смеясь, называла меня «сэр Шурик», но в самые честные и безоглядные моменты вдруг смотрела недоверчиво, и я понимал, что она не просто меня не любит, а противен я ей.
Омерзителен…
Она спохватывалась, быстро закрывала глаза, но я понимал, я понимал все.
И еще у меня появилось новое, якобы ласковое прозвище – Малыш…
Я до сих пор уверен: Ира не очень-то и хотела за меня замуж. Ответь я ей тогда: «Конечно, давай поженимся, завтра в ЗАГС идем», она бы задорно рассмеялась и забыла о дурацком разговоре через минуту.
Не понимаю, чего тогда я испугался, любил же…
Мог и жениться, люди и боˊльшие глупости делают в восемнадцать лет, и ничего – живут потом, даже счастливо иногда.
Наверное, голову не смог до конца отключить.
Проклятый математический склад ума подвел и еще – почти полное незнание женщин. Я воспринял ее слова серьезно. Предложение жениться, дальше – обдумывание и вывод: нет, рановато еще.
А зачем я вдумывался в ее слова?
Женские слова как музыка, в них не вдумываться надо, а вслушиваться. Наслаждаться мелодикой речи.
Мало ли что она сказала?
Но это сейчас я такой ушлый, и то – водится за мной грешок, до сих пор не могу пропускать смысл мимо ушей. Слишком ценю слово. Хотя понимаю – эта игра без правил. Она тебе – журчание, ты – вроде как тоже журчишь в ответ, но ни фига подобного. Она все слышит, осознает и цепляется не то что к словам, а даже к звукам, к интонации, и помнит потом эту твою интонацию всю жизнь.
Как бы там ни было, непоправимые слова были сказаны, и Королева утратила сначала веру, а потом и любовь.
Дальше все происходило по неписаным, но неумолимым законам жанра. Это начинается любовь всегда по-разному, а заканчивается она всегда одинаково.
Страшная фраза у меня получилась, а зато правдивая.
Мертвые реки омывают своими мертвыми водами любовь, уносят ее далеко вниз по течению, во вселенский океан любви, куда когда-нибудь мы все уйдем. Только прежде чем мы уйдем туда, оставляют в нас мертвые реки не влажную прохладу, а выжженную сухую душу. И жаждем мы снова хотя бы капельку любви, потому что не живет душа без нее…
Люди – генераторы любви. Похоже, смысл их существования – выработать как можно больше этого чувства, отдать его мертвой реке и наполнить им великий океан.
Но вырабатываем мы любовь лишь через страдание. Так жизнь устроена, но, слава богу, кое-какие лазейки еще остались.
Чтобы не сойти с ума от боли, люди придумали массу хитростей. В восемнадцать лет я не знал ни одной. В книжках они не описаны, говорить о них не принято. Каждый сам, в меру своих способностей, рано или поздно до них доходит и бережно хранит в тайне. Нельзя говорить – засмеют, опозорят, сочтут скандалистом, не подадут руки.
Но я нарушу правила.
Мотив мой смехотворен и одновременно – крайне рационален. Зачем читателю потреблять сто первую сопливую историю о несчастной юношеской любви? Пора узнать что-то новое. По крайней мере, будет интересно.
Обещаю.
Королева начала меня избегать.
Ну как это обычно бывает: на переменах – важные разговоры с подружками; неожиданно много учебы навалилось – срочно нужно сдать курсовую; голова болит, в конце концов; грипп, простуда… заболела, да, заболела.
А что, нельзя заболеть?!
Нет ничего более унизительного и жалкого, чем отвергаемый любовник. Не отвергнутый, а отвергаемый. Вот эти две-три недели, месяц – максимум, когда еще на что-то надеешься, врешь сам себе. У нее плохое настроение – может, действительно заболела? Месячные, после месячных, перед месячными, читал же где-то, что бывает перед месячными или после… А сегодня дождь и перепады давления, возможно, она метеочувствительна? А на следующий день она, кажется, улыбнулась…
Ведь не все же потеряно! Не все, не все, не все?
Врешь сам себе – и знаешь, что врешь, но все равно врешь, потому что страшно признаться, лишить себя не только любви, но и призрачной надежды на любовь.
Зачем я себя обманывал, понимаю – от трусости.
Но зачем она обманывала меня?
Мы же так хотели честности оба, чтобы не как у других, чтобы по-другому…
Наверное, слишком свежо еще все было. Мы еще помнили запахи тел друг друга, тела еще хранили тепло рук, а руки узнали бы тела друг друга на ощупь из миллиарда.
Нельзя резко. Страшно.
Надо лгать.
Любовь рождается в честности, а умирает во лжи. И не один кто-то обманывает, а всегда оба.
И всегда – себя. Всегда…
На весенние каникулы она сказала, что едет к бабушке в Ростов. Я навязался провожать на вокзал.
– Попрощаемся в метро, – отрезала Королева. – Не люблю долгих проводов.
Я приехал к ней в Братеево.
Она ждала меня у подъезда с чемоданом. Поцеловались, я взял чемодан, и мы пошли к остановке автобуса. Чемодан казался подозрительно легким.
«Да черт с ним, – гнал я от себя подозрения. – Достал я ее уже своей ревностью».
Нам предстояли восхитительные полтора часа пути до вокзала. За весь прошлый месяц я не провел с ней столько времени. В полупустом автобусе удалось сесть рядом; улицу не было видно, окна покрывали красивые узоры инея.
Сорок минут в хрустальной дребезжащей коробочке – подходящий антураж для воссоединения влюбленных.
Я вижу пар у нее изо рта – значит, живая, дышит, не превратилась окончательно в Снежную королеву, значит, есть еще шансы…
Кладу руку на ее маленькую ладошку.
Сейчас, сейчас помиримся, сейчас я найду самые нужные и точные слова, и мы помиримся.
Несколько секунд она терпит мою руку, а потом отнимает ее и остервенело чешет нос ладошкой. Нос у нее неожиданно зачесался.
Ей мое прикосновение невыносимо. Я вижу, насколько невыносимо.
Едем молча, больше попыток сближения я не делаю. Боюсь окончательно все испортить. Надеюсь на метро: может быть, там? Там, по крайней мере, теплее…
В метро, когда молчать становится уже неприлично, отваживаюсь на второй заход. Где-то в районе «Автозаводской» рассказываю ей новый очень смешной анекдот. В конце концов, я ведь когда-то покорил ее своим остроумием! Я смогу, я сумею, я влюблю ее в себя заново – и все будет как прежде.
