– С Новым годом… – потрясенно сказал я жене.
– С новым счастьем, – ответила мне она.
* * *
До утра мы мотались по шумно отмечающей праздник Патайе, и нигде нам не находилось покоя. Мы заходили в бары, выпивали пару местных дрянных коктейлей и шли в следующее заведение. Какая-то неведомая сила гнала нас вперед. Жена много плакала и многого не понимала. Я не понимал вообще ничего. «За что?» – постоянно задавали мы себе, друг другу и равнодушной вселенной недоуменный вопрос. За что нам все это, мы всего лишь хотели тепла и солнца посреди бесконечной зимы. Мы мечтали урвать крошечный кусочек иной, непохожей на нашу и, видимо, не предназначенной нам жизни. Но мы же не навсегда, мы бы вернулись, обязательно вернулись, и стерли бы улыбки с наших загорелых лиц еще на паспортном контроле, и месили бы привычную грязь сапогами на толстом меху, и были бы собранными, готовыми к труду, обороне, дефолтам, ограблениям, инфляции, дефляции, плевкам в рожу, ссанью в глаза, божьей росе, борьбе с Западом, дружбе с Востоком, единению с севером, ссоре с югом, к взлетам и падениям, к зависанию в воздухе на ребре, мы были бы готовы. И не удивлялись бы ничему, и привыкли снова к великой простоте русского народа и к своей собственной простоте. И даже к тому, к чему привыкнуть нельзя, мы бы привыкли. Это вовсе не побег, просто маленький отпуск, всего лишь короткие каникулы… Мы что, слишком многого хотели? Проклятые пальмы… и море проклятое… и солнце… На их фоне привычная мерзость выглядела особенно контрастно. И не отпуск у нас вышел, а еще более глубокое погружение в концентрированную и уже почти не замечаемую в обыденной жизни грязь. Господь указал нам наше неприглядное место, буквально ткнул в него носом и дал понять, что выхода нет. Нигде. Никогда. Живите, если сможете…
Мы посетили пару десятков баров, мы видели людей всех рас и национальностей, некоторые из них были пьяны, многие вели себя неподобающим образом, буянили, блевали, ссали на улице и дрались. Но в поведении ни одного из них не имелось и следа того инфернального ужаса, который буквально бил фонтаном из родных нам соотечественников. В поведении иностранцев был просто алкоголь, химический процесс, ослабляющий тормозные и контролирующие центры в мозге. Животные, конечно, но милые такие, резвящиеся от сытости и благоприятного климата зверушки. В отличие от них, жизнь русского человека до краев наполнена неразгаданной тайной, там еще что-то копошится внутри этой загадки, что-то настолько великое и ужасное, что и разгадывать это не хочется, а, наоборот, хочется немедленно убежать подальше, напиться, забыться и, возможно, даже умереть. Лишь бы не разгадывать…
Убежать нам не удалось, алкоголь не облегчал, а усугублял наши страдания. Жена много плакала, под утро не выдержал и расплакался я. Это было уже на городском пляже, где мы прилегли отдохнуть на жесткие без матрасов шезлонги. Так и заснули, обливаясь горячими пьяными слезами. Несмотря на крайнюю степень опьянения, ласковый ветерок с моря и сладкие тропические запахи от расположенного неподалеку парка орхидей, никогда раньше я не чувствовал столь явственно экзистенциальный ужас бытия. Честно говоря, никогда позже я этот ужас не чувствовал сильнее тоже…
Похмелье являлось жутким, но слегка сглаженным необычным пейзажем вокруг. Продрал глаза, ощутил взрыв в раскалывающейся на мелкие кусочки голове, и тут же вместе со взрывом ворвались в мою бедную голову южное солнышко в безбрежном голубом небе, шум зеленых морских волн и белый невесомый, похожий на кокаин песочек пляжа. «Хорошо, – неожиданно подумал я, но сразу вспомнил вчерашний день и передумал. – Плохо». Посмотрел на жену. Она походила на симпатичную бомжиху, по старой памяти еще пытающуюся сохранять человеческий облик. На кого походил я, представить было страшно. Пошатываясь, доползли до кромки моря, умылись теплой соленой водичкой. Легче не стало. После того что произошло вчера, в гостиницу идти было боязно. В лучшем случае там сейчас полиция и разборки. А в худшем… В угаре сибиряки могли ее и полностью захватить. А чего, взяли бы в заложники сотню-другую европейцев и обслуживающего персонала, подняли бы на крыше триколор и объявили тайско-сибирскую народную республику. С них станется… Тогда тем более не нужно. Беда в том, что в отеле находились документы, деньги и одежда. С собой была только случайно завалявшаяся в кармане джинсов карточка. Но осталось ли на ней после вчерашнего похода по барам хоть что-нибудь, далеко не факт. «Вот так реально и становятся бомжами», – подумал я, и вчерашний экзистенциальный ужас бытия вернулся ко мне снова. Зато похмелье от ужаса мгновенно прошло, и я попытался мыслить рационально. Не на многое меня хватило. Ужас, усиленный традиционной похмельной пугливостью, мешал сосредоточиться. «Заховаться где-то надо, зашухариться, лечь на дно, спрятаться, отсидеться, а там видно будет», – пульсируя, ходила по кругу одна и та же казавшаяся разумной мысль. Я огляделся, увидел густую пальмовую рощу невдалеке и всерьез обдумывал идею залезть на высокие деревья, укрыться пальмовыми листьями и затаиться. Слава богу, вслух не высказал. Жена, видимо, тоже обдумывающая наше незавидное положение, меня опередила.
– А помнишь, нас в порту зазывали на однодневный круиз по необитаемым островам? – спросила она неожиданно. – На яхте белой, я еще не хотела, а ты сказал, что зря, стоит сущие копейки, и красиво, как в рекламе «Баунти». Поедем, а? Там душ, наверное, есть и покормят…
Я вспомнил. В покинутом номере валялся рекламный буклет. Правда красиво и правда кормили. Каждый день ровно в одиннадцать утра корабль отходил от пристани, а возвращался в одиннадцать вечера. Я посмотрел на часы, было без двадцати одиннадцать…
– Бежим! – крикнул я жене, и мы побежали.
* * *
Всю дорогу я мысленно молился, чтобы первого января матросы не взяли выходной, и чтобы мы успели, и чтобы денег на карточке хватило. Все срослось: корабль отправлялся в плавание как обычно, мы успели, а денег на карточке оказалось тютелька в тютельку. Уже убирали трап, когда мы, счастливые и запыхавшиеся, ворвались на палубу. Держась за поручни с несказанным удовольствием, мы наблюдали удаляющийся берег. Все… кончились безумие и инфернальный русский ужас, не бомжи мы больше, а цивилизованные белые люди, почти европейцы, и ждет нас теплый душ, сытная еда, холодное пиво. И все это, заметьте, в обществе таких же цивилизованных белых людей. С ними можно расслабиться, от них не стоит ожидать сюрпризов, они не захватят корабль и не станут пиратствовать в Южно-Китайском море, не объявят на яхте народную республику имени ЕС, не загонят меня избитого в бассейн… От полноты чувств я поцеловал жену, похвалил ее за блестяще поданную мысль насчет круиза и попытался внушить ей веру в будущее.
– Ничего, дорогая, когда мы вернемся, все уже успокоится, заберем вещи и переселимся в другую гостиницу. Надо было сразу уехать, ты, как всегда, оказалась права…
В ответ жена благодарно пожала мне руку. Мы еще немного понаслаждались зрелищем удаляющегося берега, а потом решили пойти подкрепиться в бар. Первый, кого мы увидели, обернувшись, был Лампа. Я даже не поверил сначала, протер для верности глаза, думал с похмелья, почудилось, возлагал большие надежды на возможную белую горячку… Но это был действительно он, а за ним я с ужасом разглядел еще несколько десятков знакомых, опухших с похмелья рож. По какому-то чудовищному недоразумению пассажиры корабля более чем на три четверти состояли из менеджеров авиакомпании «Крылатая Сибирь». Жена рефлекторно сделала движение в сторону моря, я так же рефлекторно ее удержал. До берега уже было несколько километров… Поздно.
