– Ты, старый пень, и так скоро концы отдашь, постой-ка здесь. Понял?
– А? – переспросил глуховатый дед, подставив ладонь к правому уху. Черных отмахнулся от него как от назойливой мухи, а чоновцам зло приказал:
– По бандитскому отродью, пли!
Девяностолетний дед Андрей уронил посох и, воздев руки вверх, взывая то ли к Богу, то ли к чоновцам, тоненько закричал:
– За что, люди добрые, за что!
На него не обращали внимания, деловито добивали раненых, пытавшихся отползти в лес».
Вот так оно и бывало – истошный крик: «Убили!», приказ ослепшего от ярости командира, а потом… потом уже ничего не поправишь.
«Берман встретил Скворцова сурово. Брови надвинулись на глаза, которые неподвижно буравили Скворцова.
– Только не надо говорить мне, что ты ничего не знал.
– А я ничего и не знаю, – пожал плечами Скворцов.
– Из тайги вылез девяностолетний старик и рассказал о ваших художествах. Ты давал Черных приказ о расстреле мирных жителей?
– Да вы что, товарищ Берман, каких таких мирных жителей? Я дал приказ начальнику отряда ЧОН Черных арестовать на хуторе бандитов из банды Черепановой. Арестовать, а не расстреливать.
Георгий так разволновался, что голос постоянно перехватывало. У него у самого в голове не укладывалось самоуправство командира отряда.
– Вы что, мне не верите?
– Какое это имеет значение – верю я или не верю. – Берман, заметив отчаяние на лице Скворцова, смягчился – Черных, он сидит сейчас под арестом, признался, что ему было приказано только арестовать бандитов. Но это не имеет никакого значения… Черных расстреляют, это точно. Тебя тоже приказано отдать под трибунал».
Под трибунал чекисты пойдут, это и к бабке не ходи. А вот будет ли приведен приговор в исполнение – вопрос. Ибо существует еще множество факторов. Но об этом – чуть позже.
Бей гадов!
Гражданскую войну развязали не большевики, и террор начали тоже не они, а вот последствия достались победителям. Выжженная земля и выжженные души. Страна была привычна к вкусу и запаху крови, жизнь человеческую в ней не ставили ни во что. Она была пронизана самоуправством, опутана многочисленными счетами всех со всеми, а власть вынуждена была действовать по принципу: «Да, это сукин сын – но это наш сукин сын», потому что иначе у нее не останется вообще никого.
Как всегда, наиболее ярко и выпукло «гражданский синдром» был выражен в Сибири. И снова не могу удержаться, чтобы не продемонстрировать очередное жульничество. Вот как начинает свою статью про «красный бандитизм» в журнале «Родина» Алексей Тепляков: «На рубеже 1919–1920 годов колчаковское правительство сменили большевики, начавшие последовательный государственный террор против всех слоев населения»
[197]. Ага! А Колчак там, надо понимать, цветочки разводил…
В Сибири и в мирное-то время «закон – тайга, прокурор – медведь». Плюс совершенно исключительное по уровню зверств воинство Колчака показало пример, рядом с которым что ни твори – все будет вегетарианством. А навстречу ему поднялись партизаны – тоже те еще миротворцы. В качестве начинки этого кровавого пирога по Сибири носились уголовные банды, от которых как белые отряды, так и красные партизаны отличались только лозунгами. Неудивительно, что именно в Сибири и расцвел так называемый красный бандитизм.
В сентябре 1921 года Сибирское бюро РКП(б) сообщало в Центр:
«В основной и первоначальной своей форме красный бандитизм является продолжением Гражданской войны. Посредством его одна из групп населения сводит свои старые, со времени Колчака ведущиеся счеты с другой группой населения… „гадами“ на выразительном языке красных бандитов… „Бей гадов!“ – основной лозунг бандитов во всей Сибири…
…В красный бандитизм вовлекаются преимущественно элементы, во времена Колчака активно боровшиеся в рядах партизан. Социально это, следовательно, отчасти рабочие (не городские, а рабочие копей, рудников и прочий поселковый рабочий элемент) и в основном крестьяне из бедноты или выбитые из хозяйственной жизни колчаковским режимом и партизанщиной; иногда это элементы (большей частью партизанские вожди разного калибра), которых партизанщина пробудила и сделала политически активными, а политическое невежество мешает им проявлять эту свою активность не иначе, как в форме прямых действий»
[198].
Проще говоря, «красный бандитизм» – это когда герой войны, вернувшись домой, обнаруживал, что существующий порядок вещей его не устраивает, и собирал из таких же бойцов банду… пардон, революционный отряд. Который начинал по собственному усмотрению вершить справедливость, иногда называя убийства и грабежи расстрелами и экспроприациями, а иногда обходясь и без политграмоты.
Осенью 1921 года Сиббюро по этому поводу отмечало: «с отменой разверстки они (сельская беднота, до тех пор снабжаемая хлебом за счет продразверстки. – Е.П.) утратили экономический базис, почувствовали себя столь же обездоленными, как были при Колчаке, и почуяли, что новый курс неизбежно ведет к усилению враждебных им элементов и понижает их собственное влияние».
Ну да, но дело не только во влиянии, но и в самом банальном голоде. Потому что власть выделяла паек лишь голодающим. С введением нэпа все эти люди почувствовали себя не только обездоленными, но и обманутыми, а ждать и терпеть они больше не соглашались. И начали реагировать – как привыкли, «в форме прямых действий».
Летом 1922 года в Алтайской и Семипалатинской губерниях появилась крупная организация. Основу ее составляли члены волостных комячеек, которые, понаблюдав нэп, решили, что власть захватили буржуи, а стало быть, пора действовать. Впрочем, многие сделали такой вывод гораздо раньше:
«В начале 1921 года Алтайский губком РКП(б) отметил, что некоторые комячейки превращаются в настоящие бандитские шайки… Чекистский циркуляр от 14 августа 1921 года отмечал, что „бедняцкая часть комячеек отбирает у крестьян хлеб… сплошь и рядом убивает зажиточных крестьян“, из-за чего селяне „боятся везти хлеб для товарообмена“. Так, в Новониколаевской губернии была арестована организация из 30 коммунистов и бедняков, образовавшая отряд, который разъезжал по деревням и в массе расстреливал так называемых кулаков, имущество их конфисковывалось и распределялось между беднотой»
[199].
Самое интересное начиналось, когда бороться с подобной бандой шел во главе отряда ЧОН точно такой же герой, тоже вооруженный лозунгом «Бей гадов!» и неумением проявлять активность иначе, как в форме прямых действий. Если бандит и чоновец считали «гадами» одних и тех же людей (кулаков и чертовых бюрократов, которые мешают жить по справедливости), предугадать, чем окончится их контакт – боем или братанием, – не мог никто. Тем более что к старообрядцам они не относились, а значит, продукт процесса перегонки очень даже уважали.
