Новые земельные законы зафиксировали ситуацию у самого дна, война еще больше разорила деревню, а голод ее окончательно обескровил. Разве что проблема сельского перенаселения перестала быть такой острой, но радости этот факт почему-то ни у кого не вызывал. Да и надолго ли? Зато продолжали «размножаться» хозяйства – в 1913 году их насчитывался 21 млн, а в 1927-м – уже 25 млн.
Можно представить себе, что это были за «фабрики продовольствия»…
Двор среднестатистический
[211]
Но, но, но, ты, разледащая!
Надорвала жилы все!
Эх, работа распропащая
На аршинной полосе!
Демьян Бедный
Как оказалось, любое предварительное представление о мощности крестьянского двора сказочно, как радуга, – даже знаменитая картина о Микуле Селяниновиче, действие которой происходит за тысячу лет до описываемых событий.
Итак, как справедливо отмечено художником, основное в крестьянском хозяйстве (не считая самого крестьянина) – это поле, соха и Сивка, т. е. земля, скот и инвентарь.
К 1927 году общая посевная площадь в СССР составляла, в очень грубом приближении, 100 млн десятин – т. е. примерно по 4 десятин на хозяйство. (Поскольку в большинстве хозяйств до сих пор применялось архаичное трехполье, надо еще не забывать, что треть этих площадей ежегодно гуляла под паром.) В стране насчитывалось 31,3 млн лошадей, из них 25,1 млн рабочих – примерно по одной лошади на двор. (На самом деле ситуация была далеко не так однозначна – лошади распределялись неравномерно, а в некоторых областях пахали на волах). Крупного рогатого скота было 67,8 млн голов, мелкого скота – 134,3 млн, свиней – 20 млн, т. е. на одно хозяйство приходилось в среднем 2,6 коровы или вола, 5–6 овец или коз, меньше одной свиньи. Если цифры верны, то получается, что с 1920 года количество крупного рогатого скота увеличилось почти вдвое, намного превысив уровень 1913 года
[212], а вот число лошадей выросло меньше, как раз достигнув довоенного уровня.
Поговорим теперь о технической оснащенности крестьянского хозяйства.
Что касается простейших механизмов, то в 1927 году в СССР одна жнейка приходилась на 24 хозяйства, сеялка – на 37, сенокосилка – на 56, сортировка или веялка – на 25, конная или ручная молотилка – на 47 хозяйств. Впрочем, что там сложная техника! Даже плугами и примитивными боронами (деревянными с железными зубьями) были обеспечены далеко не все. В 44 % хозяйств землю пахали сохой, как в Киевской Руси. В остальных – плугом, в который запрягали лошадь или упряжку волов. Убирали хлеб серпами, траву косили косами, транспорт исключительно гужевой (количество автотранспорта в сельском хозяйстве было настолько мало, что им можно пренебречь). В среднем на одно хозяйство приходилось сельхозинвентаря на 45,4 руб.
Правда, в стране разворачивалось потихоньку производство инвентаря. Кроме того, его ввозили из-за границы, расплачиваясь не то соболями из Сибири, не то картинами из Эрмитажа. В 1922 году деревня получила инвентаря на сумму 8,7 млн руб., а в 1926–1927 годах – 102, 3 млн руб. Много это или мало? С учетом того, что в СССР насчитывалось около 25 млн крестьянских хозяйств, получается по 4 рубля на хозяйство в год. Что можно купить на 4 рубля, если среднестатистический двор имел инвентаря на общую сумму 40–50 руб. Лопату? Ну, может быть, две лопаты… Тут, как и везде, впрочем, средние цифры не работают: кто-то покупал плуг, кто-то грабли, а для многих и сломанный серп был драмой.
Еще в мае 1927 года нарком земледелия РСФСР Савченко писал Сталину: «Крестьянские хозяйства обеспечены рабочим скотом на 77 %, сельскохозяйственным инвентарем на 67,4 % к убогому довоенному уровню».
Правда, имелись на селе и «вестники будущего». К 1927 году в стране насчитывалось 27,7 тыс. тракторов, из которых 90 % находилось у крестьян
[213]. Т. е., если рассредоточить их ровным слоем по СССР, придется примерно по одному трактору на тысячу хозяйств. Соединенными усилиями они могли вспахать не больше 3 млн десятин, или около 3 % всей посевной площади, т. е. один пыхтящий пращур «Беларуси», показанный в фильме «Рожденная революцией», теоретически мог вспахать около 100 десятин. В реальности, надо полагать, меньше, потому что трактора использовались не непрерывно, а по мере надобности, да и тракторист находился не столько на «железном коне», сколько под ним. Что отражено в горькой колхозной поговорке предвоенных лет: «Небось не трактор – не сломаемся…»
Одним из показателей, по которым советское село значительно превышало русское, было обеспечение электроэнергией – электрификация, однако! К 1917 году в русской деревне насчитывалось 103 электростанции с мощностью 5200 л. с., т. е. по 53 л. с. на станцию (это примерно уровень автомобиля «Ока»). В 1927 году их уже 376 штук с мощностью 29 800 л. с., или около 80 л. с. на станцию (легковая машина «дамского класса», вроде «Опеля».) Обслуживали они 375 тыс. крестьянских хозяйств, т. е. по одной станции на 1000 дворов, или, если подсчитать, примерно по 75 Вт на двор. Так вот ты какая, «лампочка Ильича»!
Остальные 24 млн 650 тыс. хозяйств существовали во тьме не только египетской, но и физической: кто побогаче – с керосиновыми лампами, победнее – со свечками, самые бедные щипали лучину, как при царе Горохе.
Но в целом к тогдашней советской деревне вполне подходит картинка, данная в описании Московского уезда 1787 года: «Употребляемые орудия при хлебопашестве суть соха и борона, а при уборке хлеба коса, серп и грабли; пашня же делится на три поля… под рожь пашут на одной лошади, не глубже двух вершков, боронят тож на одной… жнут серпами… Сушат хлеб на овинах, которые, будучи большею частию без печей, подвержены часто пожарам; молотят оный на открытых гумнах, а в некоторых местах в ригах и молотильных сараях»
[214]. Это в Нечерноземной России. А в Черноземной то же самое, только соху поневоле меняли на плуг, а лошадей – на быков. Едва ли хотя бы один землеописатель XVIII века забывал посетовать на отсталость российского сельского хозяйства, не изменявшегося на протяжении веков. В столь же неизменном виде сей заповедник Средневековья добрался до ХХ века.
