Ее глаза горели, на гладкой коже щек проступил нежный
румянец, рот был слегка приоткрыт.
Тонкими длинными пальцами она коснулась рукава его плаща.
— Скажите мне, вы действительно так сильно любите ее?
— Кого? — удивился Терри.
— Художницу, — уточнила она.
— А что вы знаете о ней? — быстро спросил Терри. У
нее был такой вид, словно ее ударили. Губы ее сомкнулись, лицо стало совершенно
безжизненным.
— Пожалуйста, поймите меня правильно, Вышитое
Сияние, — попросил он.
Она ничего не говорила, только смотрела прямо перед собой.
Он наклонился и коснулся губами ее лба, холодного как лед.
Она так и не сдвинулась с места, когда он открыл дверь и
выскользнул в коридор.
Глава 3
До полудня оставалось ровно десять минут, когда в солярий
вошел Ят Той и молча склонился над удобно расположившимся в плетеном кресле
Терри Клейном.
Клейн снял повязку, предохраняющую глаза от солнечного
света. Кожу на костистом лице Ят Тоя покрывали бесчисленные морщины; возраст
пригнул его к земле, и теперь в нем было всего лишь пять футов, но его
блестящие глаза еще не утратили прежней зоркости.
— В чем дело, Ят Той? — спросил Клейн.
— Загорелый мужчина с выцветшими глазами, чье имя я не
могу выговорить, ожидает вас, — доложил слуга на кантонском
диалекте. — Это тот, кто всегда говорит только о лошадях и деньгах.
— Леверинг, — сказал Клейн по-английски. —
Скажи ему, пусть подождет несколько минут. Он не зашел бы в такое время, Ят
Той, если бы ему от меня срочно что-то не понадобилось. Так что ничего
страшного, если подождет.
Для пущей убедительности Терри процитировал китайскую
пословицу: чем дольше мясо тушится, тем нежней оно становится.
Ят Той не улыбнулся, но черты его лица как-то смягчились —
было видно: он прекрасно понял хозяина.
Терри подождал минут десять, после чего вошел в гостиную,
где и застал Леверинга, беспокойно шагавшего взад и вперед по комнате. Он явно
был взволнован.
Они обменялись рукопожатиями, Терри указал на кресло, сам
тоже опустился в свое, вытянул ноги и, скрестив на груди руки, спросил:
— Может, Леверинг, немного виски поможет вам
расслабиться и высказать то, что вас тревожит?
— Я могу высказать это без всякой помощи, — нервно
выпалил Леверинг.
— Что ж, я весь внимание.
— Вчера вечером вы с Альмой Рентон были на вечеринке у
Рейборнов?
— Были.
— Вы не сразу проводили ее домой. По пути вы заехали в
Чайнатаун.
— Совершенно верно.
— Вы ушли от нее около половины четвертого, —
уверенным, не допускающим возражения тоном заявил Леверинг и бесцветными
рыбьими глазами уставился на развалившегося в кресле Клейна.
— Ну и что? — растягивая слова, спросил Клейн.
— От нее вы сразу отправились домой?
— Да, — улыбаясь, ответил Терри, — от нее я
сразу отправился домой.
Лицо Леверинга просияло.
— Премного благодарен. Это все, что я хотел узнать.
— Но дело в том, — спокойно заметил Терри, —
что ушел я от нее не в половине четвертого, а в половине второго.
Леверинг, который уже было привстал, чтобы попрощаться,
вдруг ахнул и повалился обратно в кресло.
— Вы ошибаетесь, Клейн! — воскликнул он. —
Так легко ошибиться, когда речь идет о времени. Напрягите вашу память. Говорю
вам, это было приблизительно в половине четвертого. Поймите, это очень, очень
важно!
Клейн отрицательно покачал головой.
— В конце концов, вы ведь просто не можете не сказать,
что это было в половине четвертого, — именно это время назвала Альма, и
ничего страшного не произойдет, если вы с ней согласитесь.
Клейн ударил в гонг, который издал мелодичный звук, эхом
прокатившийся по квартире. Дверь открылась, и на пороге появился Ят Той, морщинистое
лицо которого выражало полное безразличие, а глаза блестели и были насторожены.
— Принеси, пожалуйста, стакан содовой. А вам, Леверинг,
пожалуй, лучше выпить немного виски.
— Хорошо, — угрюмо согласился Леверинг и, когда
дверь закрылась, сказал Клейну: — Ну почему вы не можете сказать, что это было
в половине четвертого? Поймите, это в интересах Альмы.
— А потому, что я ничего не хотел бы менять в порядке
событий, о которых уже рассказал, — объяснил Терри.
Леверинг, вероятно, не понял смысла слов Терри и продолжил:
— Вы ведь достаточно хорошо знаете Альму, она никогда
не лжет. Ну неужели вам трудно подтвердить ее слова?
В гостиную вошел Ят Той с подносом, на котором стояли сифон
с водой, бутылка шотландского виски, чаша со льдом и стаканы, поставил поднос
на столик и удалился. Когда щелкнул дверной замок и Леверинг положил себе в
стакан несколько кубиков льда, Терри сказал:
— Боюсь, что окружной прокурор застенографировал мои
показания.
Леверинг плеснул в бокал немного виски, добавил воды из
сифона… И только тут реплика Терри дошла до его сознания. Его рыбьи глаза
расширились от ужаса.
— Окружной прокурор?! — воскликнул он. Терри
кивнул.
Леверинг поднес бокал ко рту и залпом осушил его, будто
только порция виски способна была привести его в чувство.
Не давая Леверингу оправиться от потрясения, Терри спокойно
продолжал:
— Да, кстати, когда выйдете отсюда, не удивляйтесь,
если обнаружите, что за вами следят, и к Альме вам тоже лучше не ходить.
— Но я даже не знаю, где сейчас Альма, —
ошарашенно пробормотал Леверинг. — Мне прокурор сказал, что Альма
бесследно исчезла. А что он сказал вам? И почему вы считаете, что за мной
установлена слежка?
— Что ж, — как бы забавляясь над Леверингом,
произнес Терри, — давайте попробуем вместе во всем разобраться. Итак,
прокурор сообщает мне, что Альма исчезла и что она не ночевала в своей
квартире. Я ушел от нее вскоре после половины второго. Вы приходите ко мне и
как бы невзначай говорите, что я ушел от нее приблизительно в половине
четвертого. Очевидно, вы были совершенно уверены, что, уходя от Альмы, я вряд
ли смотрел на часы. Поэтому вы решили, что, если назовете нужное вам время, я с
вами соглашусь и впоследствии буду утверждать, что именно во столько это и
было. Из всего этого можно заключить, что вы, Леверинг, по какой-то причине
очень заинтересованы в том, чтобы время моего ухода от Альмы я обозначил не
половиной второго, а половиной четвертого.
— Это ложь, грязная ложь! Вы не имеете права! —
вскочив с кресла, воскликнул Леверинг.
