По тому, как прокурор кривил губы, как хмурил брови, было
очевидно, что его очень раздражает игриво-шутливая манера Клейна вести беседу.
— Если бы это заявление было включено в данный
отчет, — сказал Диксон, — я бы наверняка разделил мнение ваших
наставников.
— Вряд ли, — заметил Клейн, — если бы вы хоть
раз увидели ту славянку.
Диксон убрал напечатанные листы в ящик письменного стола,
поднял глаза и уставился на Терри Клейна так пристально, будто намеревался
обескуражить собеседника.
— Я думаю, мистер Клейн, — произнес он, — не
стоит сейчас вдаваться в интимные подробности: не забывайте, что наша беседа
носит официальный характер. Вчера вечером вы были на вечеринке у Стенли
Рейборна.
Когда Терри утвердительно кивнул, прокурор продолжил:
— Вы были там вместе с мисс Альмой Рентон и ушли от
Рейборнов приблизительно в половине первого ночи, верно?
— В котором часу это было, точно сказать не
могу, — сухим официальным тоном ответил Клейн.
Прокурор достал из ящика стола маленький, вышитый по краям
платочек, потянулся через стол, подавая его Терри, и спросил:
— Узнаете?
— Нет, — выпалил Клейн, не дав прокурору закончить
фразу.
Паркер Диксон перестал улыбаться и нахмурил брови. Сверля
Терри жестким, пронзительным взглядом, он посоветовал:
— Да вы не торопитесь! Возьмите платочек в руки,
понюхайте — еще сохранился запах духов, присмотритесь внимательней!
Клейн взял платочек, повертел его в руках, понюхал и
бесстрастным, равнодушным голосом сказал:
— Ну и что, платочек как платочек.
— Да не совсем.
— Ну, не знаю. Что необычного может быть в платочке? В пьесах
и романах женщины всегда или оставляют где-то платочки, или теряют их. Полагаю,
однако, что умная интеллигентная женщина, посмотрев две-три пошлые мелодрамы со
всякими платочками, соловьями и розами, просто постыдится обронить свой платок
с тем, чтобы кто-то потом нашел его, если только, конечно, она при этом не
преследует какой-то особой цели.
— Странно, что, будучи не в состоянии опознать
платок, — сухо вставил Диксон, — вы так рьяно защищаете его
владелицу. И потом: я словом не обмолвился, что этот платочек имеет отношение к
какому-либо преступлению.
Терри Клейн вздохнул, скорее даже не вздохнул, а просто
зевнул.
— Когда меня вытаскивают из теплой постели, ни с того
ни с сего везут к прокурору, да еще на опознание какого-то носового платка, я,
конечно, не могу не догадаться, что интерес правоохранительных органов носит
действительно официальный характер и связан с серьезным преступлением.
Диксон улыбнулся, но не сухой отработанной улыбкой, в
которой так и читалось стремление достичь весьма конкретной цели, а, напротив,
улыбкой открытой, прямо-таки умиротворяющей — так улыбается человек, который
готов любезно уступить собеседнику в споре, но только потому, что в эту минуту
ему просто недосуг размениваться на пустяки.
— Вы обратили внимание на букву «Р», вышитую на
платочке? — спросил он.
— Да, обратил.
— Скажите, мисс Рентон — художница?
— Насколько мне известно, да.
— Имеет успех?
— Смотря что понимать под словом «успех» — деньги или
признание таланта?
— И то, и другое.
— Я не располагаю никакими сведениями относительно ее
доходов.
— Этот платок принадлежит ей?
— Уверен, что нет.
— Покинув Рейборнов, вы и мисс Рентон сразу отправились
к ней домой?
— Пожалуй, стоило бы уточнить, что значит «сразу»?
— По пути домой вы никуда не заезжали?
— А что?
— Если все-таки заезжали, мне бы хотелось знать, куда.
— Это так важно?
— Полагаю, что важно.
— Ну, мы немножко прокатились.
— Вы случайно не проезжали по Гранд-авеню?
— Да, проезжали.
— Позвольте спросить, с какой целью?
— Мы беседовали о том, какую роль подсознательное,
интуитивное начало играет в живописи восточных мастеров, которые совершенно
особенным образом выстраивают цветовую гамму. Я решил специально проехать по
Чайнатауну, чтобы проиллюстрировать соображения, которые высказывал по этому
поводу.
— Странное, однако, время вы для этого выбрали!
— Художник — это не конторский служащий, который
работает от звонка до звонка. Человек творческий трудится, знаете ли, и днем и
ночью.
— Вам не показалось, что мисс Рентон как-то особенно
задумчива?
— Ну, такая молодая, интеллигентная женщина, как мисс
Рентон, всегда о чем-то думает. Сами знаете — всякие идеи!
— Да я совсем не об этом! Вы заметили в ней
какую-нибудь нервозность, тревогу?
— Да нет.
— Она не говорила вам, что у нее какие-то неприятности?
— Нет.
— Не намекала, что кто-то оказывает на нее давление?
— Нет.
— Рентон — это ее девичья фамилия, которой она
подписывает свои картины. На самом же деле у нее другая фамилия, ведь она была
замужем, не так ли?
— Да, верно.
— Лет семь назад она вышла замуж за некоего Роберта
Хелфорда?
— Да.
— Где были вы, когда умер ее муж?
— В Китае.
— Вы были знакомы с ней до ее замужества?
— Нет. Я познакомился с ней позже.
— Через Хелфорда?
— Да.
— Насколько я понимаю, Хелфорд был вашим близким
другом. После того как он женился, вы, естественно, неоднократно посещали его
дом, где и познакомились с его женой. Верно?
— Верно.
— Как скоро после женитьбы Хелфорда вы отправились в
Китай?
— Приблизительно месяца через полтора.
— Ваш отъезд был довольно внезапным?
— Да.
— Не могли бы вы точно назвать время, когда вы ушли
сегодня ночью от мисс Рентон?
— Нет.
— Хотя бы приблизительно?
— Ну если только совсем приблизительно. В конце концов,
когда речь идет о женщине, никому не подотчетной в своих поступках, рискуешь
допустить бестактность.
— Совершенно с вами согласен, — сказал
Диксон. — Однако в моей практике бывали случаи, когда, мистер Клейн,
мужчины все-таки считали возможным абсолютно точно обозначить время своего
ухода.
