— И не врёт девка, — авторитетно подтвердила наша эксперт-криминалистка. — Дрянь энту ей в телегу на ходу подбросили. Кто? Дык, думаю, ворон говорящий, знакомец твой старый. Бона на скорлупке царапинки мелкие, не иначе как от коготков птичьих. Рано ли, поздно, а полезла бы Олёнка в туесок, перекусить чем бог послал, да и наткнулась бы на орешек. Вряд ли бы долго размышлять стала, разгрызла бы и…
То есть выходило, что, если бы моя невеста собственноручно «выпустила» Лихо на свободу, оно бы прицепилось только к ней! А там что бы уже ни делала бедняжка — всё было бы обречено на провал. Полное индивидуальное невезение — абсолютное, как абзац! От этого проклятия её не избавил бы уже никто, с таким «подарком» долго не живут…
Но слепая судьба распорядилась иначе: по всей видимости, орехом как-то завладел возчик Брыкин. Именно он дал свободу Лиху, за что поплатился жизнью. Понятно, что кое-какие нестыковки тут ещё присутствуют, но в целом основная версия следствия выглядит именно так. Надеюсь, нужные детали нам прояснит пленённое привидение. Если захочет, конечно.
— А куды ж ему деваться? — даже удивилась моему скептицизму Баба-яга. — Нешто думаешь, я с эфирными созданиями толковать не обучена?! Всё как миленький выложит, еще и соловьём будет петь, не остановишь! А сейчас выйди-ка во двор да невесту свою неспешную поторопи, помощь её мне понадобится. Вот ить нашла себе на старости лет забаву глупую, боль головную, радикулит беспочвенный — молодую бесовку премудростям житейским учить… Оно ить мне рази надо, а?!
Я улыбнулся, захлопнул блокнот и вышел. Вышел, кстати едва не прибив Олёну дверью — она давно ждала в сенях с ведром воды. Подарив мне быстрый чмок в нос, моя любимая бросилась в горницу на ворчливый бабкин окрик. Детский сад какой-то, психологические игры для детей дошкольного возраста и пенсионеров с закидонами.
* * *
Я тихо присел на крылечке, наслаждаясь осенним солнышком. Ещё вполне тепло, листья с деревьев не сыплются, и птицы вроде тоже никуда улетать не спешат. Вот так прикроешь глаза и задумаешься невольно: а как бы сложилась моя жизнь, останься я в той далёкой, урбанизированной Москве моего прошлого?
То есть прошлое оно, разумеется, только для меня, для всего лукошкинского мира это самое что ни на есть далёкое будущее. Научный прогресс, новейшие технологии, коррупция, телевизионные шоу, гонки вооружения, теракты, международные катастрофы, очередные выборы-перевыборы… к этому тоже привыкаешь и не понимаешь, как можно жить иначе.
А иначе — это как здесь: туалет на улице, затейливые резные терема без единого гвоздя, стрелецкие наряды, боярская дума, диктат и тирания любимого царя-батюшки, знакомая работа. Да мало что изменилось по сути, люди те же. Меняются времена, эпохи, даже миры — неизменны именно люди. Возможно, мы и в самом деле слеплены по образу и подобию Божьему, а потому ВНЕВРЕМЕННЫ…
Меня вывел из размышлений невнятный шум, кажется, кто-то входил в наши ворота, но раскрывать глаза не хотелось совершенно.
— Это не есть прафильно! Ви делайт всё плёхо!
— Виноват, матушка…
— Ви не так подметайт, крюгом один пыль! Мне не есть чем дышать!
— Смилуйся, государыня… А уж если туп, глуп и необучен… Просвети устами своими сахарными, а уж я расстараюся…
— О майн гот, дайт мне сюда на руки этот метла! Вот так, вот так… Ферштейн?! А не — вот так, вот так!
В принципе всё ясно. Я приоткрыл левый глаз. Довольный дьяк, вытянув ноги, уселся на чурбачке у забора, а рослая австриячка деловито и умело размахивала метлой. При такой скорости, сноровке и энтузиазме двор через пять минут будет просто сиять. Филимон Митрофанович, похоже, думал так же, возвращать себе орудие труда он в любом случае явно не собирался. Каково, а?
Не поверите, периодически я умиляюсь этому ушлому типу. Без гражданина Груздева у нас в Лукошкине ничего не складывается! Были дела без Шмулинсона, без Кнута Гамсуновича, без Кощея, без государыни, даже без царя (!), но чтоб без дьяка…
От ворот прошествовал чем-то недовольный Еремеев. Уважительно поклонился государыне, для порядку рявкнул на Филимона Митрофановича — тот с лучезарной улыбкой пожелал ему всяческих благ и доброго здоровьечка. Начальник стрелецкой сотни нервно отпрянул, перекрестился и поспешил ко мне.
— Что-то срочное?
— Угадал, — поправляя шапку, кивнул он. — Гонец там царский к калитке прибегал, дескать, ждёт тебя Горох. Самолично прийти просит, посоветоваться…
— У него там дума в полном составе, пусть с ними и советуется. И их делом займёт, и нас по пустякам гонять не будет.
— Ты давно умный такой? Царь ведь зовёт, не кто-нибудь! Может, ему особый совет нужен?
— Вот только не надо делать акцент на слове «особый», — поморщился я, потому что идти всё равно придётся, а желания… ну ни на грош.
Меня спас Митя, вернувшийся от Новичкова. Правильно, чего ему там долго делать, сопроводил художника, помог донести портреты и рысью назад в родное отделение…
— Вон пусть Митька сходит! Он у нас спец по психоанализу, развлечёт царя-батюшку схемами и тестами до полного удовлетворения. А мне нельзя, у меня тут экспертиза важная, требуется личное участие.
Фома спорить не стал. Что, кстати, впоследствии дало мне законную возможность разделить с ним ответственность за то положение, в которое попал наш младший сотрудник. Виноват, конечно, был я, но об этом позже, всё должно идти по порядку…
Митя тоже приказу не удивился, выпросил лишь денежку на пряник печатный, чтоб не без подарочка в царский терем идти. Денежку я ему дал, целый рубль, но посоветовал вместо пряничка купить в китайской лавке соевый сыр тофу или зеленый чай с лимонником. При теперешних вкусах Гороха это будет гораздо более в тему.
…В горнице было тихо и темно. Олёна занавешивала окна, а бабка выстраивала на столе непонятную конструкцию из колб, гнутых трубочек, перегонных кубов, змеевиков и прочих стеклянных прелестей. Более всего оно походило на самогонный аппарат тройной степени очистки с молоком. По крайней мере, сколько я разбираюсь.
В ответ на мой безмолвный взгляд Яга так же молча приложила сухонький пальчик к губам, кивком головы указывая мне на скамью. Я тихо примостился поближе к печке, раскрыв потрёпанный блокнот. Наша эксперт-криминалистка вытерла руки передничком, прочла коротенькую молитву, сотворила крестное знамение и подмигнула коту. Вася, молча и важно шествуя на задних лапах, вынес из моей комнаты стеклянную банку с надёжно запечатанным в ней привидением, торжественно водрузив её на стол.
Призрак возчика смотрел на нас злыми, бесцветными глазами, уменьшившись раз в двадцать, но не потеряв ни грамма ничем не оправданной ненависти. Это от скудоумия, такое бывает, иногда обида на весь мир за что-то недополученное так захватывает отдельно закомплексованного человека, что спорить бесполезно, ему уже ничего не докажешь. Медицина здесь бессильна, он и на Страшном суде будет препираться с ангелами и хамить «прокурору», если вы понимаете, кого я имею в виду…
