Вскоре отряд Лихачева, потеряв 2 убитых и 4 раненых, побежал на Боковскую, бросив все орудия и пулеметы (с двух орудий успели снять замки). Преследуя красных, казаки заняли станицу Каргинскую, где, собственно, и были захвачены орудия лихачевского отряда.
И наконец, 1 (14) марта, после организации в Вёшенской окружной власти (о чем ниже), 1-я Решетовская сотня (170 шашек) только что созданного 1-го Вёшенского полка (этот полк и пеший дивизион были сформированы в Вёшенской 28 февраля – 13 марта) двинулась во главе с подхорунжим Афанасием Ломакиным на Еланскую и заняла станицу.
Сами еланские повстанцы формировали свои силы севернее, в хуторе Попове. Туда в день занятия Вёшенской прибыла сотня из казаков Солдатовского, Алимовского, Ушаковского и Ващаевского хуторов Вёшенской станицы под командой подхорунжего Белова. Местным казакам было передано письмо от подъесаула Алферова, одного из наиболее заслуженных офицеров 33-го Еланско-Букановского полка. «Писал нам, казакам, что вы дремлете, мы уже восстали и находимся в бою с красными. Это письмо воодушевило местных казаков»
[127]. В хуторе Попове собрались делегаты от еланских хуторов (по 4 от хутора) и выбрали командный состав будущего Еланского полка. Командиром назначили хорунжего Ивана Федоровича Голицына, помощником – Василия Илларионовича Сидорова, адъютантом – Василия Никитича Кочетова. Пока что Голицын объединил в сотню казаков хуторов Верхне– и Нижне-Вязового и поставил командиром старшего урядника Сергея Гортынова, а из казаков хутора Попова собрали Ново-Поповскую сотню под командованием Никона Ивановича Кочетова. Одновременно юнкер Видинеев Виктор Васильевич организовал казаков хуторов Солонцовского, Андроповского, Кочетовского, Терновского, Севастьяновского, Захаровского, Моховского и Безбородовского (практически всех левобережных хуторов станицы)
[128].
Таким образом, за 4 дня повстанцы заняли основную часть территории Верхне-Донского округа.
Все это время шла организация власти – параллельно гражданской и военной.
«Учитывая данный момент и принимая во внимание склонность жителей к народоправству, решено было создать окружную власть в окружном совете», – доносили впоследствии повстанцы донскому командованию
[129].
Приказ по Верхне-Донскому округу № 1 от 1 (14) марта сообщал: «По постановлению представителей от хуторов ст. Вёшенской, Еланской, Казанской, Мигулинской избран впредь до окружного съезда Временный Окружной Совет в составе следующих лиц: председатель Совета гр. Никанор Петрович Данилов, товарищ председателя гр. Емельян Васильевич Ермаков. Члены Совета: Куликов, Благородов, Мельников».
Все названные лица были казаками станицы Вёшенской. Донская печать характеризовала их кратко: «Никанор Петрович Данилов – председатель окружного совета – казак х. Верхне-Ермаковского Вёшенской станицы, 35 лет, урядник 12 полка, участник европейской войны.
Емельян Васильевич Ермаков – товарищ председателя – казак того же хутора, 40 лет, урядник 15 полка, участник японской и европейской войн, имеет несколько боевых отличий»
[130]. Е.В.Ермаков был командиром Решетовской сотни, остальные члены совета – командирами Дубровской, Черновской и Вёшенской сотен.
Давайте отвлечемся и ознакомимся с одним интервью (магнитофонная запись 1984 года).
– Баба Саня, а ты знала Данилова Никанора Петровича?
– Был такой, Данилов, был… Точно, Никанор Петрович…
– А чем он занимался?
– Данилов? Я, ей-богу, не знаю. Они с соседом нашим в Сибирь ездили на священников учиться. Поехали и застряли там. Дают телеграмму: «Не можем выехать. На дорогу не хватает 14 рублей. Высылайте». Ну, дед им выслал.
– Чей дед?
– Да Данилова дед. Бабка ему говорит: «Вышли, а то и до дому не доберутся. Померзнут где-нибудь в Сибири». Выслали, приезжают. Священниками они чегой-то так и не были. А тут – хлоп! – дед помирает. Похоронили, потом через какое-то время слышим – шум! Этот наследник, молодой-то, имущество дедово делит, бабку с хаты выгоняет… А бабка так тыщщится, так тыщщится (возможно – ругается тысячным матом. – А.В.): «Выписали идола на свою голову за 14 рублей!»
– А после гражданской войны куда он делся?
– Я, ей-богу, не знаю… Отступал…
– Ну а Ермакова Емельяна Васильевича знала?
– Да кто ж его не знал? У него сын сейчас живой, Николай, в Черновке живет. А может, уж и помер… Омельян Васильевич красивый был, черный такой, геройского вида. Жена у него была – ох и гулёна! «Сорокой» дражнили. Завеется где, он ее поймает – бьет, бьет, а ей – хоть бы хны… Что твоя Аксинья! Ты у бабки спроси, у бабы Малаши. Ее как замуж отдавали, она с ними рядом жила. Вот он ее раз застукал за чтой-то, Сороку свою, – хвать за шашку! А она от него под койку хорониться. Только головой – а там тыклы… Застряла… А он ее шашкой по ж…, по заду плашмя – хлобысть… хлобысть! Она потом рассказывает, смеется…
Вернемся к восстанию. Во время боя на улицах станицы председателем окружного «Совета» Даниловым Никанором Петровичем была объявлена мобилизация. Но тут обычная тактика мятежников не сработала. «Вкусившая демократии» во время восстания 28-го полка Вёшенская замитинговала.
Правобережные хутора станицы Вёшенской, до которых еще не докатился красный террор, на призыв восставших отвечали нерешительно, открыто раздавались голоса, что борьба с армией бесполезна. Как вспоминал очевидец событий П.П. Лосев: «С… трибуны выступали казаки, призывая к восстанию против расстрелов, грабежей и коммунистов за Советскую власть». Все выступали с обращением “Товарищи!” Но одни воинственно размахивали палашами против красных, доказывая, что они перебьют всех казаков, что они нарушили мирный договор; другие, главным образом казаки 28-го полка, предостерегали против братоубийственной войны, призывали мирно договориться с красным командованием, послать от верхне-донцов делегацию к Ленину, чтоб он вступился за казаков».
Определенный диссонанс вносили те самые «офицеры из народа», которые уже достаточно проявили себя во времена восстания 28-го полка и переговоров с советской властью. Теперь они яро агитировали за восстание, но, с другой стороны, учуяв запах жареного, яростно лезли к власти, оттесняя агентов генерала Алферова и их ставленников.
На митинге Кудинов требовал у собравшихся положительного ответа, кричал, что «страшная участь постигнет не только тех, кто поднял оружие против насилия, но и тех, кто будет отговариваться своей непричастностью. Я вас не уговариваю, а приказываю…». Призывал казаков к восстанию и Харлампий Ермаков. «…Его слова были какими-то взрывами высокого накала, – вспоминал П.П. Лосев, – примерно в таком духе: “Братушки, и чего ж вы стоите тут, раздумываете! А расстрелы и грабежи в это время продолжают комиссары. Опомнитесь и стройтесь по сотням в поход!” Но огромная толпа казаков топталась на площади на месте, не подавая признаков готовности к походу. Лишь немногие голоса выкрикивали: “В поход, в поход!”
