Йоханнес Эрвин Ойген Роммель родился в 1891 году в Хейденхайме на Бреце, был одарен математически и с детства хотел стать авиационным инженером, однако его отец пожелал, чтобы он сделал другую карьеру – военную. Он отличился в боях Первой мировой, а летом 1939 года стал комендантом ставки Гитлера. Во Французской кампании его 7-я танковая дивизия заслужила прозвище «дивизия-призрак». Но всемирную славу Роммель приобрел в Африке, где смог нанести поражение британским войскам. Но вскоре Англия ввела в Африке и на Ближнем Востоке в бой свои последние резервы, с помощью которых генерал Монтгомери дал Роммелю бой возле Эль-Аламейна. Вскоре британские и американские солдаты вошли в Алжир. Соединения Роммеля были обречены.
Очень скоро после возвращения из Африки Роммель стал частым и весьма желанным гостем Бергхофа – тогдашней штаб-квартиры Гитлера. Фюрер поручил ему главную роль в кампании, которую он называл не как-нибудь, а войной против Запада! Роммель безоговорочно поддержал Гитлера и выразил согласие немедленно отправиться на Атлантическое побережье для того, чтобы проверить боевую готовность войск, стоящих там, ускорить строительство оборонительных сооружений и собрать все предложения, касающиеся превентивных ударов по силам противника.
Роммель был благодарен своему патрону, но испытываемая им при этом радость все же имела свои границы. При встрече со своим бывшим переводчиком в Африке Эрнстом Францем он поделился с ним таким соображением: «Война уже проиграна. Впереди нас ждут тяжелые времена. По дошедшим до меня сведениям, враги сильнее нас и численностью войск, и их вооруженностью. Но, к сожалению, приходится иметь дело с людьми, чей фанатизм переходит в безумие».
Эрвин Роммель
17 февраля Роммель принял участие в штабной военной игре, которую проводил Гайер. Здесь выявились разные точки зрения относительно предполагаемого места высадки противника. После окончания игры Роммель отбыл в краткосрочный отпуск. В большом новом доме в Херлингене его ждала Люция. В доме гостил обербургомистр Штутгарта Карл Штрелин, принадлежавший к числу участников заговора против Гитлера. Штрелин произнес речь о расколе в партии и деградации режима, призвал Роммеля «спасти рейх», сообщил об акциях массового уничтожения евреев и других народов Европы, а в заключение сказал прямо: «Если Гитлер не умрет, все полетит в тартарары!» В этот момент в комнату вошел Роммель и произнес: «Господин Штрелин, я должен вас просить не высказывать подобных мнений при моем несовершеннолетнем сыне». Штрелин молча собрал свои бумаги и удалился. Больше он в этом доме не появлялся.
* * *
Вечером 15 апреля к парадной лестнице замка Ла Рош-Гийон подъехал автомобиль, из которого вышел совершенно незнакомый обслуге человек в форме генерал-лейтенанта. Он сам представился Роммелю. Это был новый начальник его штаба Ганс Шпейдель, который еще со времен Сталинграда состоял в стане самых решительных противников Гитлера.
Положение на Восточном фронте Шпейдель обрисовал своему шефу в самых мрачных тонах. После появления в Ла Рош-Гийоне Шпейделя письма Роммеля становятся заметно более скептичными по тону. В одном из них он пишет: «Каким будет суд истории обо мне? Если я добьюсь успеха, все воздадут мне славу, но если проиграю, каждый получит право снести мою голову».
И вот настало 6 июня. Огромный флот тронулся от английского берега к берегам Нормандии – 6483 корабля, а среди них 6 линкоров, 23 крейсера и 104 эсминца. Шли они в течение целого дня, и их можно было не только ловить радарами и прослушивать, но и просто видеть. Поздним вечером Роммель вернулся в Ла Рош-Гийон. К этому времени на территории Франции действовали уже 155 тысяч солдат Эйзенхауэра, занявшие территорию площадью в 130 квадратных километров. Никаких сомнений относительно истинных намерений противника у Роммеля уже не оставалось.
Только четыре дня прошло с начала вторжения, но все немецкие резервы, дислоцированные во Франции, были введены в бой. И несмотря на то, что по количеству дивизий, участвовавших в сражении, немцы превосходили союзников более чем в 4 раза, преимущества у них не было. Никогда прежде не нуждался Роммель так, как в те дни, в энергичном начальнике штаба, но в его распоряжении был только Ганс Шпейдель, а у Шпейделя были свои планы, которые он уже не очень-то и скрывал.
Но с самим Роммелем он до сих пор этих планов заговорщиков никак не согласовывал и даже не намекал о них. Единомышленник Шпейделя Вальтер Баргатцки вспоминал: «В отношении Роммеля Шпейдель полагал, что его сначала нужно психологически подготовить». Один из пунктов этой подготовки, по замыслу Шпейделя, должен был стать визит в ставку Роммеля заговорщика Цезаря фон Хофаккера.
Утром 11 июня стало ясно, что ничего из атаки Гайера на Кан, которую он предпринял по приказу Роммеля, не выходит. Роммель и Шпейдель отправляются за советом к старику Рундштедту. Итоги их совещания сконцентрированы в телеграмме, которую Рундштедт отправил в Берлин Кейтелю: «Если не удастся своевременно укрепить фронт, сложится положение, которое потребует кардинальных решений». После визита к Рундштедту Роммель встретился с начальником его штаба генералом Блументриттом. Они всесторонне обсудили сложившееся на фронте положение и пришли к согласию в том, что необходимо искать пути соглашения с противником. Отдельно от шефа с Блументриттом беседовал Шпейдель. Позже Блументритт напишет: «Впервые Шпейдель сказал тогда мне, что в рейхе образовался довольно широкий круг людей, которые готовы к свержению Фюрера. Шпейдель назвал имена фон Витцлебена, Бекка, Герделера и других. Позднее поделился со мной мыслями о том, что если Гитлер не уйдет сам, придется принудить его сделать это. При этом он заметил, что речь не идет о покушении, но демарш против Гитлера должен состояться так или иначе».
Надо сказать, Шпейдель верно угадывал психологическое состояние своего шефа в данный момент. На обратном пути Роммель сам заговорил о массовых убийствах мирных граждан, творимых нацистами, осмелившись даже сделать вывод о том, что все это не в пользу Гитлера.
26 июня фюрер вызвал Роммеля и Рундштедта в Бергхоф. Когда фельдмаршалу предоставили слово, он начал так: «Мой фюрер, я стою здесь как главнокомандующий войсками группы «Б». Думаю, что это последний раз, когда я могу доложить о положении на Западе. Поэтому я должен начать с критического анализа политического положения в Германии». Гитлер прервал его: «Господин фельдмаршал, высказывайтесь, пожалуйста, о военном положении, а не о политическом». – «Мой фюрер, этого требует от меня история, я должен высказаться…» – «Господин фельдмаршал, я прошу вас сосредоточиться на военном положении». Роммель подчинился. Гитлер раздраженно заговорил о том, что Роммелю и Рундштедту не удалось контрнаступление на полуострове Котантен, что оборонительные линии Монтгомери оказались гораздо более удачными, чем линии Роммеля. После этого он обратился к Роммелю и вновь попросил его высказаться о военном положении. И тогда Роммель сказал: «Мой фюрер, я не могу продолжать, не касаясь судьбы Германии». Гитлер ответил ему взвинченным тоном: «Я полагаю, вам лучше покинуть помещение». Обсуждение положения было продолжено без Роммеля. В 21.15 он покинул Бергхоф с твердым решением никогда больше не возвращаться сюда.
