Событие в шестом классе надо назвать своим именем – организованное хулиганство. Заступничество и чуть ли не возведение его зачинщиков в степень героев побудит к тому, что шестые классы многих школ могут повторить эту «шутку». Призыв же дан.
– Нужно так делать чаще, – тем более что далее т. Рысс говорит с нескрываемым злорадством: – В общем, день этот закончился, не принеся «следствию» (педагогам. – С.К.) значительных побед. Никто из ребят ничего не сказал.
И далее т. Рысс. предлагает нам не раскаявшуюся Галю, а просто плачущую, страдающую болезнью щитовидной железы, жалующуюся, что её бьёт отец-пьяница. И, как бы чего не вышло с Галей, мы все, пострадавшие и оскорблённые педагоги, должны, по мнению Е. Рысс, бегать и вопрошать:
– Где Галя, что с Галей? Надо искать Галю!
Наконец, мы вместе с автором статьи облегчённо вздыхаем:
– Передайте Тане, что Галя нашлась, Галя у матери, всё с Галей в порядке, пусть Таня не волнуется.
Может, Галя действительно живёт в ненормально организованной семье, может, она и больна, но мне представляется она испорченной девчонкой, дерзкой хулиганкой и интриганкой.
Она более, чем т. Рысс, понимает, что натворила, да ещё решила припугнуть учителей через своих товарищей. Пусть, мол, побегают, пусть поволнуются, а я буду у мамы.
А кто же подумает, поволнуется и облегчит страдания оскорблённого учителя? В статье педагоги представлены людьми злыми, подлыми, чужими, бездушными… Нет, учитель не врач, не представитель противного лагеря. Учитель, которому пора создать условия неприкосновенности, всенародного уважения. Не только ученик при встрече с учителем первым должен приветствовать и шапку снять, а и родитель должен первым снять шапку и поприветствовать учителя, а если рядом с ним идёт малыш-дошкольник, то сказать ему:
– Поздоровайся. Это наша учительница, она нашего Серёжу учит. Третий раздел статьи Е. Рысс венчается так: «Нет, не плохой коллектив в шестом классе, и у них настоящее чувство товарищества, настоящая забота друг о друге».
Стадную солидарность нарушителей общественного порядка Рысс называет товариществом, заботой друг о друге, коллективом. Мы же привыкли считать, и так учит нас A.C. Макаренко, что коллектив, организованность коллектива, дисциплинированность каждого члена коллектива общественно полезными действиями, лучшими нравственными признаками этих действий, направлены на переживание высоких интересов общества. Где же эти признаки «неплохого коллектива» шестого класса?
Кто думает, что нет товарищества, дружбы, заботы друг о друге в любой воровской шайке, в банде, тот ошибается. Есть и в этих антиобщественных содружествах эти признаки. А можно ли воровскую шайку назвать коллективом? Может быть, и можно, но он не будет иметь того звучания, которое мы представляем, говоря о нашем настоящем общественно полезном коллективе. Как бы ни была хорошо организована воровская шайка, как бы ни были дружны между собою и заботливы друг о друге воры, мы всё же не будем этой организацией восхищаться. Мы приложим все усилия к тому, чтобы разрушить это объединение.
Я не восторгаюсь «товариществом» шестого класса. Эти начинающие «шутники» могут вырасти в больших хулиганов, когда уже компетенция родителей и учителей будет бесполезна и её заменит компетенция криминального правосудия. Кто же за это будет нести нравственную ответственность? Мы все. А вот чтобы не допустить до этого, чтобы предупредить уголовно наказуемые действия в будущем, нужно быть решительнее и заботливее теперь, когда дети ещё в шестых классах.
Наказание упражняет и закаляет характер, сообщает ему волевую способность преодолевать трудности, противостоять дурным влияниям. Вымаливание прощения и всепрощение расслабляет волю, делает жидким характер, воспитывает слабого человека.
Шестой класс достоин наказания. Но само наказание ещё не главное, а вот как организовать наказание, как подвести наказуемых к наказанию, как должен вести себя педагог, чтобы его поведение, его протест против проступка убедили самих нарушителей в их виновности и необходимости наложения наказания. Мне кажется, что это самое тонкое и самое главное в любом конфликте. Даже в судебном процессе.
И ещё один вопрос остаётся спорным. Следует ли наказывать класс? Можно ли вообще наказать большую группу людей, коллектив?
В частной беседе ещё в 1920-х годах A.C. Макаренко говорил примерно следующее:
– Группу наказать нельзя.
Наложенная мера взыскания на колонию или на часть колонии (это значит на коллектив или часть его) не будет воспринято как наказание – это будет похоже на временное изменение режима. К примеру, недавно лучшая воспитательная группа нашего детского дома должна была в воскресенье пойти в кинотеатр. Билеты уже были закуплены. Я сам собирался пойти с детьми. Уже при выходе из здания (все в приподнятом, хорошем настроении) я вдруг заметил, что из рабочей комнаты этой группы, из форточки окна на улицу вылетел портфель. И повис на шнуре. Пока я подошёл к окну, портфель кто-то втянул обратно. У окна в комнате сидел воспитанник Коля Д. Я спросил у него:
– Кто это играл портфелем?
Коля ответил, что не знает, но при этом смутился, покраснел. Я понял, что Николай знает кто, но не говорит только потому, что хочет, чтобы «нарушитель» назвался сам. Учтя, что Николай – командир отряда, что он сидит у окна и, безусловно, видел, кто вставал на подоконник, наконец, все обстоятельства складывались так, что Николая никто бы не упрекнул в «предательстве», да и не такова у нас обстановка, чтобы в наши взаимоотношения вкладывались такие понятия, я настаивал на том, чтобы он назвал «виновника».
Все воспитанники группы понукали и подбадривали Николая сказать, а он – оцепенел. Рядом с ним сидел Борис А. Я уже догадывался, что это он шалил. Стоило мне обратиться к нему с вопросом «кто?», и он бынемедленно сказал: «Я». Но мне этого не нужно было. Я знаю, что Борис и Николай хорошие друзья, но есть и какая-то фальшь в этой дружбе.
– Итак, – заключил я, – Николай не знает кто, а я знать хочу и должен знать. В кино я не пойду, идите, если хотите без меня, а я займусь расследованием.
Борис не выдержал и подскочил ко мне:
– Это я.
– Нет, я не верю. Это был кто-то другой.
Никто из группы не пошёл в кино. Интерес тридцати был принесён в жертву из-за одного. Билеты пропали. Николай умолял меня пойти в кино, он раскаивался и искренне переживал. Николай и Борис из-за того, что они явились причиной лишения удовольствия группы, то есть изменения режима этого дня, морально страдали.
«Расследуя» этот конкретный случай, я обратился прямо к лицу, если не причастному, то знающему, кто играл портфелем. Я знал, что если Николай вдруг решил не говорить, коллектив будет на моей стороне, будет возмущаться и удивляться бесполезным и глупым противлением Николая. Командирское положение обязывало его либо самому сделать замечание нарушителю, либо открыто довести до сведения старшего о нарушении. У нас это не считается ябедничеством и сексотством.
